Расширенный комментарий
| Том 3. Выпуск 7(19)
Экологический радикализм: насилие ради общего блага?
Вилейкис Александр Игоревич
продюсер книжных изданий ВЦИОМ, директор образовательного проекта центра современной культуры «Целинный», профессор практики Центра урбанистики AlmaU
Экология — опиум XXI века. С этой популярной и наполовину мистифицированной цитаты Славоя Жижека начинаются многие дискуссии об экологическом активизме, радикализме. Сегодня вопросы чистой энергии становятся более политическими, чем раньше. Например, если бы европейские страны развивали атомную энергетику, от которой они постепенно отказывались под нажимом «зеленых» на фоне двух глобальных катастроф — Чернобыля и Фукусимы, то они не были бы зависимы от российских газа и нефти. С другой стороны, состояние окружающей среды делит планету на два лагеря: страны, где мусор сортируют, и те, в которых такой практики нет. Сложно говорить о природе, исключая вопросы экономики, политики и радикализма, потому что ради чистоты среды в какой-то момент люди начинают выходить на улицы, даже совершать преступления.
Первые акты экологически мотивированного терроризма принято относить ко второй половине 1970-х, тогда активисты разрезали сети промысловых рыболовецких кораблей. Это считалось преступлением, и ФБР запугивало американцев тем, что скоро «зеленые» начнут убивать людей ради спасения животных. Американское большинство, как показывают опросы того времени, воспринимало экологических радикалов как преступников либо в лучшем случае — просто общественно опасных элементов [1].
Переломный момент наступил в 1990-е годы, когда отношение к эко-ориентированному насилию стало меняться. Причин подобного сдвига множество: развитие медицинских исследований, доказывающих связь между опасными отходами и заболеванием раком; популяризация исследований, подтверждающих глобальное изменение климата; последствия Чернобыльской аварии, демонстрирующие непоправимость человеческого влияния на окружающую среду; зарождение в массовом сознании идей возобновляемой энергии и осознанного потребления. Ценностные изменения стала отражать массовая культура, где экологические радикалы в той или иной степени выступают в качестве протагонистов: например, популярная настольно-ролевая игра «Werewolf the Apocalypse» или серия фильмов «Освободите Вилли».
В 1989 году появились первые «экологические беженцы», точнее, произошла фиксация данного термина. Люди и ранее бежали от загрязнения, от низкого качества окружающей среды, но к 1990-м масштабы явления оказались настолько обширными, что ООН стала выделять отдельную категорию — «экологические беженцы». Речь идет в первую очередь о жителях стран глобального Юга, где люди утрачивают доступ к чистому воздуху, воде, пище. Кажется, что подобное явление происходит где-то далеко, в вырубаемых тропических лесах Амазонии или Бангладеш, где отходы от индустриальных производств практически уничтожили биоразнообразие водоемов, но подобные проблемы наблюдаются и на постсоветском пространстве. Например, Бишкек — один из мировых лидеров антирейтинга по степени загрязнения воздуха в мире. Город погружается в смог, население закрывает окна и на постоянной основе использует маски. Несмотря на обширное количество исследований и проектов местных активистов, которые могли бы улучшить качество атмосферы, ситуация остается прежней, потому что производство дешевой электроэнергии и работа нескольких заводов — экономические факторы, оставляющие город доступным для жизни с финансовой точки зрения.
Случай Бишкека интересен тем, что защита права на чистый воздух строится через низовые, гражданские, горизонтальные инициативы. Активисты последовательно сопротивляются, включая в протест арт-среду, малый бизнес, домовые чаты и локальные сообщества.
На сегодня ценностный сдвиг практически завершился, особенно в Европе и Северной Америке: большинство корпораций придерживаются проэкологической повестки, по крайней мере публично, художественные произведения массовой культуры героизируют действия борцов за сохранение окружающей среды, компании по производству косметики и медикаментов публично отказываются от опытов над животными, создаются центры по вторичному использованию и переработке отходов. Представители экологически радикальных движений, которые в 1970-е казались преступниками, сейчас скорее выступают в качестве героев.
Например «Earth First!», популяризовавшие идею следования принципам глубинной экологии (вся природа имеет столько же прав на жизнь, сколько и сам человек). Одна из самых успешных акций «Earth First!» состоялась летом 1990 года, когда десятки активистов приковали себя к деревьям в лесах, предотвратив их вырубку. В случае подобных радикальных проектов грань между активизмом и терроризмом становится достаточно зыбкой: от «Earth First!» откололась «Earth Liberation Front», признанная впоследствии экотеррористической организацией.
Более того, за 2010-е годы произошло несколько случаев уличной стрельбы, когда стрелок оправдывал собственные действия «заботой о природе». Также было совершено множество нападений на биологические лаборатории с целью освобождения подопытных животных, атак на китобойные суда и нефтедобывающие платформы.
Иногда борьба за «зеленые» технологии обретает и неожиданную политическую окраску. Так, группа шведских активистов потребовала расследовать связи Греты Тунберг с российской НПО, финансируемой непосредственно из бюджета МИД России. Финансирование деятельности Греты якобы шло в 2019—2021 годах. Сама Грета в 2019 году попала в список 100 самых влиятельных людей мира по версии журнала Time, была признана этим же журналом «человеком года». По версии Forbes, она попадала в список 100 самых влиятельных женщин мира. При этом в конце 2021 года Тунберг призналась, что с приходом популярности ее жизнь изменилась. В частности, она стала получать угрозы.
Почему «забота о планете» остается радикальной?
Когда мы говорим о причинах экологического радикализма, первое, что следует определить, — место действия и позицию говорящего.
Есть большая разница между «ecological terrorism» и «environmental terrorism». Первый — борьба «зеленых» за качество окружающей среды; второй — противоположный, ситуация умышленного загрязнения природы, к которому можно отнести применение химического, бактериологического оружия в военных конфликтах, игнорирование лесных пожаров или иных стихийных бедствий, незаконную вырубку лесов. На уровне международных договоров экоцид, как в российском контексте называется «environmental terrorism», до сих пор не признается преступлением.
Глобальное изменение климата — угроза тотального характера, которая поставит под сомнение возможность существования человечества, как минимум в некоторых регионах. После Холокоста и Второй мировой войны логика «никогда больше» стала ценностной основой для теории малых дел. Последняя выступает в качестве постоянного мотиватора к действию, так как, воздерживаясь, человек передает собственную агентность иным силам, тем самым лишая себя статуса «хорошего» гражданина и потенциально допуская повторение ужасных событий. Экологическая угроза, глобальное изменение климата — большая опасность, которая касается всех и каждого. Если ничего не предпринимать, станет слишком поздно. Именно такая повестка вышла из республиканской теории в массовые медиа и широкую общественность.
Проблема с изменением климата заключается в том, что мысленный таймер, точка отсчета, после которой катастрофа станет неминуемой, ставится крайне близко к текущему моменту. В начале XXI века время необратимых изменений было принято относить к началу XXII столетия. Сейчас эта дата — скорее 2040—2050-е годы, переставшие восприниматься отдаленным будущим, это перспектива одного поколения. С последствиями климатических изменений столкнутся даже не дети, а большинство современных жителей Земли.
Данные факторы вместе создают чувство, которое в психологии называется running amok. Философ Франко «Бифо» Берарди [2] описывает подобное состояние как невозможность решить экзистенциальную проблему, когда насилие, зачастую самоубийственное, становится единственным возможным выходом, чтобы попросту не сойти с ума. Подобные причины подталкивали рабов в американских колониях к нападению на охранников — с целью погибнуть, чтобы не продолжать жить. Простое самоубийство переставало быть выходом, так как подкупленные колониальными властями шаманы убеждали рабов в том, что после суицида они превратятся в зомби, которые будут вечно работать на этих плантациях.
Подобное испытывает загнанный в тиски моральной ответственности человек, для которого насилие становится естественной реакцией на происходящее.
Другие причины двигают непосредственными жертвами глобального изменения климата. Речь идет о жителях индустриально развивающихся стран, для которых адекватные экологические стандарты экономически невозможны, иначе товары начнут стоить слишком много, перестанут быть рентабельными, из-за чего экономика целых регионов начнет приходить в упадок. По большей части ровно эти государства ответственны за изменение климата, но изменить ситуацию пока крайне сложно — мир находится в институциональной ловушке. Население едва ли задумывается о проблемах климата, просто потому что вопрос выживания здесь и сейчас встает на первое место.
Подобное разделение, где с одной стороны существуют экологически развитые регионы, а с другой — части света, не имеющие права на чистые воздух и воду, приводит не к институциональному решению проблемы (которым было бы ответственное потребление со стороны развитого мира и разнообразные способы адекватной поддержки развивающихся индустрий, с сохранением рабочих мест и введением экологических стандартов), но к перекладыванию коллективной вины на жителей экономически развивающихся стран. Встречаются националистически ориентированная риторика лидеров мнений, а иногда — террористические акты, как, например, уличный шутинг, направленные на представителей этносов глобального Юга, обоснованные как раз обвинениями в порче планеты. Производители мусора, выбросов становятся виноватыми, потому что не имеют возможности заработать иным образом.
Неравенство, обусловленное экологическими мотивами, может прослеживаться не на уровне разных государств, но в пределах одного. Когда добывающие компании, чтобы показать собственную экологическую ответственность, поддерживают проэкологические инициативы в области искусства в столицах, параллельно игнорируя загрязнение в регионах добычи.
Причины экологического терроризма лежат в области экономического неравенства, но, как и остальные проблемы схожего характера, в модели современного капитализма решения не имеют.
Мы в соцсетях:
