«Говорят, эту фразу придумали психологи»

«Если мне ­что-то непонятно — я задаю вопросы. Она говорит: „А вот я думала…“ — „А почему ты так думала?“ — „Ну, потому что ты должен…“ — „Кому, что и как давно должен? (…) Почему? Объясни“. Я всегда задаю вопрос: „Что должен, как давно и сколько платить процентов, если долг не выполняется?“ 90 % людей не отвечают на эти вопросы, соответственно, диалог не продолжается. Нет никакого морального долга».

Эта цитата — отрывок из интервью с тридцатилетним Павлом [1], жителем одного российского города-­миллионника. По просьбе интервьюера Павел рассказывает о своей «личной жизни» — и ближе к середине разговора формулирует один из главных принципов, на которых он строит отношения с людьми — в первую очередь с женщинами: «Нет никакого морального долга».

Павлу вторит его ровесница, москвичка Аня:

«Мы ничего друг другу не должны. Если я влюблюсь в ­кого-то другого, я просто сольюсь. Я всегда так делаю. Просто пропадаю. Тут нет позиции. Может быть, сейчас мы нет, а через месяц снова да. Может быть, мне надо подумать. А может быть, я хочу на месяцок отвлечься на ­что-то другое. Спишемся потом — вдруг ты еще да и я еще да».

И Павел, и Аня — успешные молодые люди, занимающиеся предпринимательством. Они читают литературу по методам управления, посещают бизнес-­тренинги, хорошо знакомы с многочисленными рекомендациями на тему личностного роста. «Никто никому ничего не должен» — это максима, почерпнутая ими из разных источников; максима, на которую они ориентируются в поисках если не счастья, то, как минимум, удовлетворения от жизни.

«Эта фраза звучит из каждого утюга»

Конечно, представления Павла и Ани сформированы средой, в которой они живут и работают, — их уровнем достатка и образования, сферой занятости, семейным положением (оба не состоят в браке) и, наконец, возрастом. Вполне можно предположить, что их суждения следует рассматривать как личное мнение — и не более. В конце концов, мало ли кто что себе думает об «отношеньках»; в этой области каждый готов считать себя экспертом. И, тем не менее, позволю себе предположить, что речь идет о бо`льшем — не о частном, едва ли не случайном суждении, а о вербализации новой культурной нормы, нового морального кодекса.

Эта норма и этот кодекс во многом формируются в русле жанра поп-психологии и селф-хелпа. Тиражи подобной литературы в России постоянно растут; к переводным авторам добавляются и русскоязычные [2]. По данным Российского книжного союза, на литературу по саморазвитию и психологии российские читатели тратят 59,4 % от общей выручки книг, вошедших в рейтинг [3]. Растет и индустрия самопомощи, консультирования по вопросам отношений и саморазвития — популярные блогеры и поп-психологи собирают не только многотысячные читательские аудитории, но и целые стадионы.

О том, что идея «никто никому ничего не должен» стала в этом жанре едва ли не главной, свидетельствует хотя бы то, что ее начинают оспаривать уже изнутри самой селф-хелп индустрии: «Сегодня в популярной психологии все чаще можно встретить фразу о том, что в этом мире никто никому ничего не должен. <…> Многие современные психологи и коучи настаивают на том, что люди не обязаны ­что-то „отдавать“ в отношениях, а также вольны делать все, что им хочется», — пишет журнал Marie Claire, и предлагает «разобраться вместе с психологом, почему это неверно» [4]. Вслед за Marie Claire о «массовой распространенности» установки «никто никому ничего не должен» пишет и сайт об отношениях и психологии Liwli: «Никто никому ничего не должен. Говорят, эту фразу придумали психологи. Сейчас она звучит из каждого утюга и написана едва ли не каждом рулоне туалетной бумаги. Это чудное выражение призвано освободить человека от долженствования, сделать свободной, целостной личностью» [5]. Разбор установки на свободу от долгов перед другими предлагают своим читателям и другие популярные издания и платформы: Лайфхакер [6], Econet [7], Психологос [8], Yandex Question [9].

Предположение, что «эту фразу придумали психологи», не лишено оснований — производители популярного контента на тему отношений, саморазвития и самопомощи прибегают к квазитерапевтическому языку и терапевтической экспертизе, чтобы обосновать свои идеи. Практикующие специалисты нередко видят в их рекомендациях больше вреда, чем помощи — особенно если речь идет о людях, оказавшихся в кризисных ситуациях [10]. Однако то, что обсуждается в профессиональном сообществе, и то, что отражается в публичном дискурсе, — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Принцип «никто никому не должен» получает легитимность за счет реальной — или мнимой — экспертизы тех, кто его высказывает на языке психологических терминов. Так, в качестве надежного аргумента против идеи долга и ­каких-либо обязательств в отношениях многие авторы цитируют так называемую молитву гештальтиста [11]:

«Предал самый близкий человек? Пережили расставание? Недо­оценил начальник? Не поняли родные? Что это? Они не оправдали наших ожиданий? А должны были? Они родились на этот свет оправдывать наши ожидания?

Есть одна экзистенциальная формула, которая помогает пережить подобного рода стрессы. <…> Она известна как гештальт-­молитва:

Я делаю свое дело, а ты делаешь свое дело.

Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям.

А ты живешь в этом мире не для того, чтобы соответствовать моим.

Ты — это ты.

А я — это я.

Если мы случайно встречаем друг друга — это прекрасно.

А если нет — так тому и быть.

Произнесите ее вслух… Приходит ощущение легкой исцеляющей одинокости… примирение с этим миром…

Каждый раз, когда чувство обиды будет переполнять ваше сердце, просто вспомните эти слова…

Ты — это ты. А я — это я…» [12]

Популярная блогерша Эволюция — автор многочисленных советов в вопросах личных отношений, — также ссылаясь на молитву гештальтиста, формулирует послание к читателю в еще более жесткой форме [13]:

«Вы не ждете ничего от другого человека! Все, чего вы хотите, надо ждать от себя, помогая себе. От других — нет! Ничего не надо ждать. Ни просить, ни ждать. Тем более от того, кто ушел от вас. А лучше вообще ни от кого».

Самый популярный российский психолог Михаил Лабковский к понятию гештальта не прибегает — ему достаточно простых, всем понятных слов, ведь его книги, лекции и тренинги рассчитаны на многомиллионную аудиторию. В «Правилах успешной женщины» (само по себе удивительно, что «правила успешных женщин» в России до сих пор составляют мужчины средних лет) Лабковский среди прочего отмечает:

«— Она с самых ранних лет привыкла рассчитывать только на себя…

— Она самодостаточна…

— Она независима во всех смыслах этого слова…

— Она не просит помощи…

— Она не идет на компромиссы…

— Она никогда ни с кем себя не сравнивает…

— Она довольна своей внешностью…»

Не просить помощи, рассчитывать только на себя, ни о чем договариваться.

«Не верь, не бойся, не проси» — из-под глянцевых обложек неумолимо выпирает знакомая трехчленная формула. Но ориентируется на нее далеко не только образованный городской класс, читающий советы Лабковского и Эволюции. Люди в малых городах, в массе своей далекие от тренингов личностного роста, тоже часто верят в то, что в жизни можно полагаться только на самого себя. Об этом свидетельствует исследование «Жизнь в долг», проведенное в 2020 году Высшей школой экономики совместно с Православным Свято-­Тихоновским гуманитарным университетом [14]. Прочная убежденность в том, что рассчитывать им не на кого и незачем, ведет людей в микрокредитные организации, где они нередко «попадают на счетчик». Авторы исследования отмечают [15]:

«Именно в малых городах несколько лет назад распространились микрофинансовые организации, где можно занять небольшую сумму до получки под высокий процент. Такие организации реже встречаются в мегаполисах, так как их успех основывается как раз на том, что они становятся внешним источником денег для индивида, который испытывает давление со стороны сообщества в малом городе».

В этом выпуске СоциоДиггера мы попытались разобраться в том, насколько норма «никто никому ничего не должен» стала обще­принятой в российском обществе. В первую очередь нас интересовало бытование этой нормы в интимных — дружеских, любовных, семейных, гомо- и гетеросексуальных, моногамных и полиаморных — отношениях. Совместимы ли в представлениях современных россиян любовь, сексуальная близость и долг? Насколько они готовы согласиться — или не согласиться с тем, что взаимные обязательства убивают романтические чувства? И можем ли мы помыслить долг и обязательства вне «духовных скреп», охраняемых религией и патриотическим воспитанием?

Кому мы должны?

Опрос, проведенный ВЦИОМ [16] специально к выходу этого номера, показывает: с тем, что «никто никому ничего не должен» — в том смысле, что никто никому просто так ничем не обязан, — согласны 29 % респондентов, из них полностью согласны 7 %<[17]. Большинство согласившихся с этим утверждением — люди молодого возраста: 18—24 и 25—34 лет (ровесники Ани и Павла, процитированных выше). Не согласны 68 % (из них совершенно не согласны 31 %); при этом чем старше люди, тем сильнее степень их несогласия.

Однако даже 29 % респондентов, убежденных в «никто-­никому-ничего-не-должности», готовы были бы в трудной жизненной ситуации как оказать помощь, так и принять ее от родственников или друзей. Кажется, на практике мы все еще нуждаемся друг в друге и готовы к взаимной поддержке, но, тем не менее, наши представления о взаимных обязательствах и чувстве долга по отношению к любимым, родным, к детям, родителям, Родине и к государству претерпевают серьезные изменения.

«Как Вы думаете, а кому вообще человек сегодня ­что-то должен, перед кем он ­все-таки может чувствовать обязательства?» [18] — три первые позиции в ответе на этот вопрос предсказуемо занимают родители (52 %), дети (44 %) и родственники (43 %). Друзьям и родственникам мы, впрочем, не только «должны» — именно от них в первую очередь мы ждем помощи, когда она нужна нам самим: в сложной жизненной ситуации к родственникам готовы обратиться 65 % респондентов, к друзьям — 36 % и 24 % — к любимому человеку. Этот «любимый человек» вовсе не обязательно должен быть официально зарегистрированным супругом: с тем, что и «в отношениях вне брака между людьми возникают обязательства», согласны 60 % респондентов, мужчины и женщины — в равной степени.

На четвертом месте — «обязательства перед Родиной, государством, гражданский долг». Такой патриотический энтузиазм может показаться несколько удивительным в обществе, где даже явка на выборах в 2021 году составила не более 40,49 % [19] (для сравнения: в США в 2020 году на выборы пришли 66,9 % [20] населения, а в Германии — в 2017 и 2021 годах — около 76 % [21]). Возможно, этот результат — не более чем статистический артефакт: при количественном анализе данных «Родина», «государство» и «гражданский долг» оказались объединены в одну общую категорию. Авторы выпуска — социолог Елена Омельченко и независимый депутат, политолог Александр Замятин — помогают разобраться в том, какие именно смыслы люди вкладывают в эти понятия, и объясняют, что нередко они используются в разных, едва ли не противоположных контекстах: «я люблю свою Родину, но ненавижу свое государство».

Как мы должны?

Похоже, что самую большую трансформацию претерпевают именно значения категорий «обязательства» и «долг» — а не сама по себе убежденность в том, что человеческие отношения подразумевают эти самые обязательства и этот самый долг.

С одной стороны, понятие «долг» нередко оказывается встроено в целый континуум ценностей, связанных с патриархальным укладом, с жестким гендерным порядком, с поколенческими иерархиями. В этой перспективе взаимные обязательства людей друг перед другом определяются религиозными или идеологическими предписаниями: зачем изобретать колесо, когда и так понятно, что женщина должна вот то, а мужчина — вот это, родители обязаны детям тем, а дети родителям — сем? Антрополог Дэвид Гребер, автор замечательной книги «Долг: первые 5000 лет истории», называет такую систему представлений «долговой моралью иерархии» [22]. Такая мораль основана на идее прецедента — нередко мифического, — раз и навсегда определившего роли и обязанности сторон. Например, если миллионы лет назад мужчины охотились на мамонтов, а женщины стерегли очаг, то и сегодня одни должны зарабатывать на гелендваген, а другие — «дышать маточкой».

С другой стороны, представления о взаимном долге и обязательствах сегодня могут рождаться не из готовых формул, а из сложных попыток договариваться о совместной жизни здесь и сейчас. Мы «должны» — но не ­кому-то условному, а лично друг другу. Именно так вырабатываются нормы в полиаморных и в ЛГБТ+ сообществах, о которых рассказывают в этом номере Владимир Ильин, Марина Травкова и Илья Ломакин, — но и не только в них. Сегодня представления о взаимном долге пересматриваются и в моногамном гетеросексуальном браке, а «традиционное» распределение ролей и ожиданий становится лишь одним вариантом из многих, — но далеко не единственным.

В разделе «Взаимные обязательства и долг в семье, браке, родительских отношениях» мы собрали самые разные точки зрения — в ­чем-то даже радикально противоположные друг другу. О том, как устроены взаимные обязательства в интимных отношениях, на страницах СоциоДиггера высказываются и представители различных религиозных конфессий (Константин Бендас, Михаил Хасьминский, Ильдар Аляутдинов), и психотерапевты (Анастасия Рубцова, Ольга Маховская, Елена Меньшикова), и юристы (Дмитрий Миняев) — то есть те, к кому люди нередко обращаются за помощью, когда им нужно определиться с тем, в чем заключаются их обязательства перед другими, — и наоборот. Этот спектр представлений, на наш взгляд, отражает и разнообразие современных идей о долге, и демонстрирует зарождение нового тренда — поиска альтернатив долговой морали иерархии.

Одна из этих альтернатив — долговая мораль обмена, основанная на идее не просто равного, но симметричного исполнения обязательств, исключающего возможность — даже временную — зависимости одних людей от других [23]. Под «никто никому ничего не должен» можно понимать не столько стремление избавиться от любых обязательств, сколько стремление к тому, чтобы абсолютно все обязательства были компенсированы другой стороной. Возможность самопожертвования, возможность некомпенсированных «инвестиций в отношения» видится с этой позиции как «неграмотная», «незрелая» растрата жизненно важных ресурсов, недостаточная «любовь к себе». Размышления о том, как переход к новой долговой морали выглядит в России, и о его сути мы собрали в теоретико-­аналитической части выпуска (см. статьи Юлии Лернер, Виктории Мерзляковой и Кристен Годси).

Брать или давать?

Страх оказаться в долгу, однако, вовсе не отменяет готовности помогать — или дать в долг. Подавляющее большинство респондентов нашего опроса дали бы взаймы родственникам (89 %) и друзьям (75 %) без дополнительных условий. Но вот брать у них же мы готовы в два раза меньше. На вопрос «Если бы Вам необходимо было взять деньги в долг, куда бы Вы лично скорее обратились?» лишь 40 % ответили «к друзьям и родственникам», а почти столько же респондентов — 39 % — предпочтут обратиться в кредитную организацию.

Важно отметить: долговая мораль обмена требует от каждого актора, каждого участника интеракции «быть в ресурсе», то есть обеспечить себе такую степень суверенности и автономности, чтобы в любой момент иметь возможность получить все необходимое самостоятельно, не прибегая к помощи других людей. Однако именно это стремление к абсолютной независимости — вспомним правила успешной женщины Михаила Лабковского, — нередко загоняет людей в самое настоящее долговое рабство. Авторы исследования «Жизнь в долг» считают, что кредитная зависимость — это результат неготовности людей объясняться с близкими, показывать себя с уязвимой стороны, давать им понять, что тебе ­чего-то не хватает [24]:

«Усвоив, что жизненного успеха можно достичь, только полагаясь на самого себя, индивид стремится сделать все, чтобы сохранить свою автономию. Постоянный страх попасть в зависимость развивает недоверие и нежелание договариваться, если возникают проблемы и конфликты. В этих условиях удовлетворение любой возникшей у индивида потребности становится „делом чести“, так как в противном случае он чувствует свою автономию уязвленной. <…> Как ни странно, именно стремление не быть никому должным и ни от кого не зависеть приводит потребителя к решению взять кредит на возникшие нужды. Преимущество кредита перед займом у родственников или знакомых состоит в том, что отношения с банком или другой финансовой организацией являются формальными, безличными».

Особенно страшно показать свою уязвимость, мнимую неполноценность, неспособность добиться всего исключительно своими силами там, где социальные связи рвутся и люди чувствуют, что им и вправду не на кого положиться. Наш опрос подтверждает выводы, к которым пришли авторы исследования «Жизнь в долг»: в микрокредитные организации — нередко ставящие на редкость невыгодные условия для займов, — обратятся в первую очередь жители малых городов и поселков городского типа в возрасте от 45 до 59 лет. То есть речь идет о людях трудоспособного возраста, проживающих в местах, где уровень социальной и экономической депривации особенно высок. И именно эти люди, согласно тому же опросу, считают, что в целом просить о помощи в последние годы стало тяжелее. Стереотипное представление о «провинциальном городке, где все друг друга знают и всегда помогут» разбиваются о реалии российского социального и демографического кризиса.

Долг разговора

Не верь, не бойся, не проси — максима, сложившаяся на ледяном ветру под вой лагерных овчарок. Убеждение в том, что «никто никому ничего не должен», возникает не от хорошей жизни — не от избытка ресурсов, а от страха их потерять. Оно рождается там, где люди перестают верить в возможность договориться друг с другом, где диалог заблокирован различными формами неравенства или депривации и где единственной формой агентности становится — пользуясь терминологией экономиста Альберта Хиршмана, — exit, то есть способность быстро и при минимальных потерях для себя выходить из любых отношений [25]. Возвращаясь к началу этой статьи и к поп-психологии как жанру, наиболее емко отражающему (и одновременно формирующему) нормы «правильной» субъектности, отметим, что поп-психологический дискурс первых постоветствих десятилетий формировал у субъекта способность к voice — в прямом смысле слова к гласности, способности участвовать в диалоге и озвучивать свои потребности и переживания [26].

Сегодня, со все большим укреплением «вертикали власти» и усечением гражданских прав, российская власть, дискурс прогосударственных СМИ и организаций с нарастающей агрессией требуют от граждан страны loyalty — лояльности любой ценой, готовности «служить Родине», сформированной долговой моралью иерархии. В этих же категориях формируются и представления о долге и обязательствах, которые граждане должны нести друг перед другом в семейных, брачных, интимных отношениях.

Но для многих современных мужчин и женщин идея обмена, то есть долгового равноправия, безусловно, выглядит более привлекательно, чем идея иерархии — вмененного «сверху» неизвестно кем и неизвестно когда долга. Попытка строить отношения на основаниях долговой морали обмена — это первый шаг к демократизации личного, приватного, интимного пространства.

Однако до какой степени возможно реализовать подобные требования к себе и к партнеру? Всегда ли мы можем быть в состоянии «свести баланс»? Императив абсолютно равноценного обмена может, как мы видим, повлечь за собой новые формы несвободы — не только материальной (как показывает исследование «Жизнь в долг»), но и экзистенциальной. Философ Анна Винкельман в своей статье обращается к практической философии Иммануила Канта и показывает, что отказ от долга перед другим в отношениях — это отказ от понятия человека и субъекта в отношениях, создающий лишь иллюзию свободы и выбора.

Реализация императива «никто никому ничего не должен» на деле нередко превращается в exit. Именно exit — это наиболее рациональная форма поведения в предельно агрессивной социальной среде. Человек, единственной опорой в жизни которого может быть только он сам, — это человек, воспитанный страхом рейдерского захвата со стороны более сильных или, как пишет антрополог Томас Матца, страха dispossession [27]. Жизненный опыт этого человека показывает, что в любой момент он может быть лишен прав, имущества, всего, что ему принадлежит, — и именно поэтому технологии, «прокачивающие» автономность, становятся и технологиями «выживания». В этой перспективе долг — это действительно чрезвычайно обременительная конструкция. Чтобы уходить быстро — «не липнуть к ручке двери», как пишет Эволюция, необходимо полностью свести баланс с окружающим миром и никогда ни в чем не быть ни от кого зависимым.

Настоящая свобода, настоящая эмансипация — это свобода не обмена, но дара; свобода не только давать, но и принимать. Дэвид Гребер называет эту форму взаимодействия между людьми, отмеченную простыми, само собой разумеющимися актами солидарности, «повседневным коммунизмом». Подавляющее большинство людей, считает Гребер, способно к этому «бытовому коммунизму» и в повседневности нередко полагается именно на него: мы покажем дорогу прохожему, дадим прикурить незнакомцу, одолжим зарядник для телефона коллеге. Последняя книга Гребера, опубликованная уже после его смерти, показывает, что в истории человечества существовали крупные общества, в которых вся социальная, экономическая и политическая жизнь была организована на этих же основаниях [28]. Самоуправление в этих обществах ­чем-то напоминает самоуправление в полиаморных поликулах: на первом месте — договорной процесс, основанный на принципе «от каждого по способностям, каждому по потребностям».

Любовь, смелая и щедрая, прорастает там, где есть voice. Возможно, главный долг, который у людей есть друг перед другом, перед родиной, перед самими собой — это долг честного разговора.

 

---

[1] Имена изменены.

[2] Смирнова М. Как устроен рынок литературы для саморазвития и помогают ли эти книги в жизни // LiveLib. URL: https://www.livelib.ru/articles/post/41552-kak-ustroen-­rynok-literatury-dlya-samorazvitiya-i-pomogayut-li-eti-knigi-v-zhizni.

[3] Всероссийский книжный рейтинг — 2021: лидируют книги по саморазвитию, манга и романы Бакмана, Пелевина и Яхиной // Российский книжный союз. URL: https://bookunion.ru/news/vserossiyskiy_knizhnyy_reyting_2021_
lidiruyut_knigi_po_samorazvitiyu_manga_i_romany_bakmana_pelevina/.

[4] «Никто никому ничего не должен»: что не так с этой установкой // Marie Claire. URL: https://www.marieclaire.ru/psychology/nikto-­nikomu-nichego-ne-dolzhen-chto-ne-tak-s-etoi-ustanovkoi/.

[5] Никто никому ничего не должен? // Liwli.ru. URL: https://liwli.ru/relations/nikto-­nikomu-nichego-ne-dolzhen/.

[6] «Никто никому ничего не должен»: как работает эта установка на самом деле // Лайфхакер. 18.11.2021. URL: https://lifehacker.ru/nikto-­nikomu-nichego-ne-dolzhen/.

[7] Когда «никто никому ничего НЕ должен» // Econet. URL: https://econet.ru/articles/kogda-­nikto-nikomu-­nichego-
ne-dolzhen.

[8] Козлов Н. И. Никто никому ничего не должен? // Психологос. URL: https://www.psychologos.ru/articles/view/nikto-­nikomu-nichego-ne-dolzhen-vop-zn-.

[9] Действительно ли никто ничего никому не должен? Как правильно понимать эту фразу? // Yandex Question. URL: https://yandex.ru/q/question/deistvitelno_li_nikto_nichego_nikomu_ne_4a0019c5/.

[10] Эти вопросы обсуждались, например, на конференциях, где присутствовал автор: «Семья в современном мире. Трансформация психотерапии» (Москва, 28—19 сентября 2019), «Гештальт: актуальная психотерапия» (Москва 15—17 ноября 2021), и на многих других площадках.

[11] Некоторые принципы гештальт-­терапии, изложенные в предельно сжатой форме одним из основателем метода, Фредериком Перлзом.

[12] Ты — это ты. А я — это я. Гештальт-­молитва // Вечная молодость. URL: https://marina-­haifa.livejournal.com/23826.html.

[13] Гимнастика для закрытия гештальта // Эволюция. URL: https://evo-lutio.livejournal.com/712354.html.

[14] Жизнь в долг: Моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России / науч. ред. Г. Б. Юдин. M. :
Изд-во ПСТГУ.

[15] Там же. С. 24—25.

[16] Опрос на базе «ВЦИОМ-онлайн» — всероссийской вероятностной интернет-­панели, рекрутируемой в ходе телефонных опросов «Спутник» по случайной (RDD) общероссийской выборке. Опрос проведен в январе 2022 г., опрошено 1600 респондентов в возрасте от 18 лет и старше.

[17] Автор благодарит Григория Юдина за помощь с анализом количественных данных, собранных ВЦИОМ в ходе опроса для этого выпуска СоциоДиггера.

[18] Открытый вопрос; респонденты могли назвать любое число ответов.

[19] Явка на выборах в Госдуму по всей России составила 40,49 % // ТАСС. 19.09.2021. URL: https://tass.ru/politika/12444993.

[20] Явка на выборах в США оказалась самой высокой за 120 лет // Lenta.ru. 04.11.2020. URL: https://lenta.ru/news/2020/11/04/yavilis/, последний доступ к источнику 14.02.2022.

[21] Явка на выборах в Германии может составить 76 % // DW. 26.09.2021. URL: https://www.dw.com/ru/yavka-na-vyborah-v-germaniimozhet-­sostavit-76/a-59318058.

[22] Гребер Д. Долг: первые 5000 лет истории. M. : Ад Маргинем, 2015.

[23] Гребер Д. Долг: первые 5000 лет истории. M. : Ад Маргинем, 2015.

[24] Жизнь в долг: Моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России / науч. ред. Г. Б. Юдин. M. : Изд-во ПСТГУ. С. 19—26.

[25] Hirschman A. (1970) Exit, Voice, and Loyalty: Responses to Decline in Firms, Organizations, and States. Cambridge, MA: Harvard University Press.

[26] Matza T. (2018) Shock Therapy: Psychology, Precarity, and Well-­Being in Postsocialist Russia. Duke University Press.

[27] Matza T. (2018) Shock Therapy: Psychology, Precarity, and Well-­Being in Postsocialist Russia. Duke University Press.

[28] Graeber D., Wengrow D. (2021) The Dawn of Everything: A New History of Humanity. Macmillan.