Культура отмены: история и современность

Канселинг, или культура отмены (cancel culture), представляет собой форму общественного бойкота, при котором человек или группа людей исключается из социальных и профессиональных кругов в качестве порицания действий или высказываний. Круг лиц, на которых может распространяться «отмена», практически не ограничен: под ее действие могут подпадать как любое частное лицо, так и организации или бренды, а также общественные движения и целые страны. В последнем случае подобный вид психологического воздействия часто становится дополнением к санкционным мерам, направленным на ослабление экономики и дестабилизацию политического режима.

Термин «отмена» вошел в употребление в афроамериканских сообществах в 1990-е годы, распространившись за его пределы в 2010-е с началом кампании #MeToo, и приобрел всеобщую узнаваемость и популярность в период активности движения Black Lives Matter. Однако понимание культуры отмены как нового явления, продукта трансформации общества в течение последних десятилетий говорит о недооценке ее укорененности в истории человечества. Традиции, включающие в себя бойкот отдельных членов общества или организаций, прослеживаются на протяжении нескольких тысяч лет. Так, многие религии предусматривали возможность отлучения от церкви и участия в делах общины за ересь и вероотступничество, при этом наказание могло включать в себя одновременное лишение гражданских прав: запрет занимать высокие должности или наниматься на любую работу, заключать от своего имени договоры, вступать в брак, а его последствия могли распространяться на детей отлученного. От современного канселинга это отличается главенствующей ролью институтов или наиболее значимых деятелей: даже демократические механизмы, такие как процедура остракизма в Древних Афинах, в ходе которой путем народного голосования решался вопрос об изгнании того или иного политика, были институционализированы и отражали особенности политической системы.

Тем не менее рядовые члены общества могли играть большую или меньшую роль, в зависимости от обычаев, принятых в конкретной местности. В пуританских общинах США и Англии, залогом выживания которых считалось «очищение» от грешников, «верные» самостоятельно определяли, кто является ведьмой или колдуном, а суды, определявшие меру наказания вплоть до смертной казни, состояли из выходцев из местных жителей, в то время как в континентальной Европе охота на ведьм велась усилиями институтов, таких как церковь и государство. Позже эти различия предопределили разницу в восприятии культуры отмены: население США и Великобритании в среднем более чувствительно к ней, чем население Франции или Испании.

Развитие технологий, облегчавших передачу информации, упростило кон­со­лидацию общественного мнения. Когда в 1966 г. Джон Леннон заявил, что The Beatles «более популярны, чем Иисус», это привело к массовым акциям протеста среди христиан, публичному сожжению пластинок группы и отказу многих радиостанций от использования их песен в эфире. Новые технологии и глобализация предоставили возможности для репрезентации в информационном поле даже ранее подавлявшихся и маргинализированных социальных групп, не имевших четко определенного лидера и прямого влияния на политику. Объединяющими факторами стали общая цель, доступный инструментарий и логика его применения. Массовость этого объединения обусловила сохранение ключевой черты культуры отмены — ее многоаспектности и тотальности.

Воспроизведение механизма культуры отмены при различных обстоятельствах позволяет выделить несколько характерных для нее этапов. Первый — консолидация общественной поддержки (митинги, активизация протестов в интернете), демонстрирующая общность и массовость протестной группы как ее участникам, так и носителям принципов, против которых она выступает. Далее в этой среде определяется нарратив-­стандарт, обычно это уже существующая общепринятая норма, нарушения которой до определенного момента не рассматривались как основание для привлечения к ответственности. Последнее правило имеет ряд исключений, когда протестная группа формирует новые нормы — так, например, произошло в случае трансгендерного сообщества, отстаивающего идею недопустимости обращения к человеку, «родившемуся не в своем теле», в зависимости от его биологического пола.

На следующем этапе этот нарратив выходит в общее информационное пространство, после чего самоорганизуется протестное движение: формируется круг активистов, занимающихся консолидацией усилий и не позволяющих ему полностью пропасть из поля зрения общественности. В дальнейшем определяются конкретные объекты отмены — «конструируется враг»: носители идеологий или позиций, против которых направлен протест. Как правило, несмотря на их многочисленность, группа концентрируется на «отмене» нескольких наиболее заметных представителей, так как действия в их отношении привлекают всеобщее внимание и таким образом способствуют трансформации социальных норм. На объект оказывается воздействие посредством всех доступных механизмов (требования покинуть должность, отказ от использования интеллектуальной собственности «отменяемого», в том числе книг, песен и фильмов, призывы лишить его авторских прав), нагнетается напряжение вокруг выбранного лица, которое призывается к совершению определенных действий: отставке, принесению извинений и т. д.

Одновременно это служит демонстрацией общественных настроений для всех, кто разделяет идеологию, подвергшуюся отмене. Полученные результаты подкрепляют уверенность протестной группы в своей правоте и наличии у нее массовой поддержки социума, в результате отмена людей или компаний по данному поводу происходят все чаще и по менее значительным поводам, что создает атмосферу цензуры и самоцензуры, все сильнее трансформируя рамки допустимого и привлекая на сторону протестной группы все больше последователей.

Первым массовым подобным случаем, который привел к переформатированию многих социальных взаимодействий, стало движение #MeToo, широко использовавшее приемы культуры отмены. Следствием действий активистов стало то, что многие известные деятели политики и искусства лишились должностей, их произведения изымались из продажи, а сцены с участием актеров вырезали из фильмов. Еще более явно культура отмены проявилась в ходе протестов движения Black Lives Matter. Многие известные люди (например, поддержавшие лозунг «All Lives Matter», признанный расистским из-за «размывания значимости трагедии афроамериканцев») подверглись ожесточенной критике.

BLM продемонстрировал еще более масштабное использование культуры отмены, чем #MeToo, которая затронула не только живых людей, но и исторических деятелей, также подвергшихся «стиранию». Одним из направлений деятельности активистов стал массовый снос памятников людей, вовлеченных в рабовладение и работорговлю, а также геноцид коренного населения. Всего в результате этой кампании было снесено несколько сотен мемориалов, в числе которых были памятники Томасу Джефферсону, Джорджу Вашингтону и Христофору Колумбу. Протесты движения BLM привели к тому, что многие учебные заведения, медучреждения, улицы, зоны отдыха и даже продукты питания были переименованы в соответствии с новыми стандартами: из их названий были изъяты имена тех, кто использовал труд рабов или был уличен в «неэтичности» взглядов.

Как и любой механизм влияния на общественное мнение, культура отмены не могла оставаться внеполитическим явлением. Она служит эффективным инструментом в руках политиков как на национальном, так и на международном уровне. Отмена позволяет воздействовать на политических противников, оказывая на них давление и формируя границы допустимого, при пересечении которых оппонент признается нарушителем норм этики (собственные промахи стороны, применяющей приемы отмены, при этом замалчиваются). Кроме того, она используется в качестве средства прямой дискредитации политических конкурентов, освобождения желаемых должностей и подавления несогласных, а также для привлечения финансовой поддержки и консолидации протестных групп вокруг инициаторов отмены.

Как механизм политического влияния культура отмены не может рассматриваться с позиции морали как «инициатива неравнодушных» или «способ разрушения традиционного общества». Она представляет собой набор инструментов и технологий управления в общественно-­политической сфере, использующий преимущества современного развития информационной цивилизации. Канселинг является квазистихийной «партизанской» кампанией, при которой стремление нанести ущерб первично по отношению к одобрению извне или экономическим выгодам для рядовых участников. Основным стимулом становится чувство общности и сознания собственной правоты в кругу протестной группы.

В условиях, когда канселинг поддерживается не только обществом, но и правительством на национальном уровне либо группой государств на международном, тотальность отмены обеспечивается централизацией управления и обширными экономическими ресурсами. В этом случае его действие направлено на прекращение существования объекта либо его полную изоляцию от внешних контактов.

На примере текущего положения России в системе международных отношений можно выделить целый ряд аспектов, задействованных для реализации этой цели.

— Политический канселинг, который включает в себя высылку послов, объявление дипломатов персонами нон грата, исключение России из международных организаций или создание стимулов для ее самостоятельного выхода и т. д.

— Экономический канселинг, выражающийся в том числе в отключении России от SWIFT, прекращении поддержки Visa и MasterCard российских банков, отказе от импорта российских товаров, включая энергоносители, в уходе с рынка многих иностранных компаний.

— Культурный канселинг, подразумевающий отмену российских концертов и спектаклей, удаление музыки с иностранных сервисов, разрыв контракта с деятелями искусства, имеющими российские корни.

— Спортивный канселинг, в результате которого российские спортсмены оказались отстраненными от международных соревнований и подверглись давлению со стороны западного общества, настаивающего на их отказе от российского гражданства.

Еще один эффективный способ влияния в подобных случаях — введение вторичных санкций, которые накладывают ограничения на страны, вовлеченные в экономическое и политическое взаимодействие с «отменяемыми» государствами. Как следствие, третьи стороны, не пожелавшие присоединиться к общему нарративу в отношении объекта отмены, сами попадают в положение изгоев, подвергаются риску отмены.

Таким образом, канселинг нацелен на лишение отменяемого лица любой субъектности, включая экономическую и политическую, и выводит его из сферы равноправных отношений, что обуславливает его уязвимое и зависимое положение, при котором отстаивать свою позицию становится крайне затруднительно.

Однако группы, практикующие канселинг, также одновременно уязвимы по отношению ко многим механизмам психологической борьбы. Кроме того, попытки отмены зачастую усиливают поддержку подвергнувшихся отмене лиц со стороны части общества, не поддерживающей идеи протестной группы.

Здесь важно осознавать, что даже капитуляция и полное «признание вины» не приводят к снижению ожесточенности сторонников отмены, поскольку воспринимаются как дополнительное подтверждение их правоты (что мы наблюдаем в кейсах Овсянниковой или Нетребко).

Одним из наиболее действенных методов противостояния канселингу может стать вскрытие принципов работы отмены, ее внутренних механизмов, бенефициаров и их собственных пороков, которые способны вызвать возмущение у чувствительных к этому аудиторий. Другой прием — высмеивание с целью продемонстрировать аудитории нелепость и неприемлемость принятых мер. Также возможно использование юридического давления на местах, что особенно эффективно в странах, где культура отмены не пользуется широкой поддержкой: перевод ситуации в правовое поле позволяет отрешиться от эмоционального воздействия, являющегося ключевым для культуры отмены, и перейти к рассмотрению фактов.

Еще один метод — контрканселинг, представляющий собой использование тех же инструментов в защиту пострадавших лиц, которые могут включать в себя, например, письма со стороны профессиональных или общественных объединений с давлением на институты. Однако основой борьбы с приемами канселинга служат консолидация и поиск союзников среди тех, кто не поддерживает бойкот данного лица, группы или государства, что переводит его из коммуникации между хозяевами положения и жертвой в межгрупповое противостояние.

Канселинг, стремящийся к тотальности охвата, недооценивает разнообразие интересов социальных групп и институтов, и даже формирование новых общественных норм не в состоянии обеспечить однородность восприятия тех или иных явлений. Это оставляет простор для противодействия через поддержание старых связей и создание новых, которые позволяют объекту отмены избежать изоляции. Но недооценка культуры отмены как механизма глобального влияния равным образом опасна: одной из ее характерных черт является стремительность переформатирования прежних устоев и отношений между группами на всех уровнях. Те, кто оказался не в состоянии приспособиться и обратить ее механизмы себе на пользу, рискуют быть «отмененными» и забытыми вместе с традициями, которые они воплощали.