Макротренды на рынке труда и новый молодой пролетариат*

— Какие основные изменения на российском рынке труда произошли после февраля?

— Масштабные санкции западных стран, последовавшие за началом cпециальной военной операции (далее — СВО), стали значительным вызовом для экономики России и российского рынка труда. Внешнее давление на российскую экономику выражается в одностороннем расторжении заключенных ранее хозяйственных договоров со стороны западных партнеров, сокращении деятельности или закрытии российских представительств зарубежных компаний, ограничениях в доступе к зарубежным технологиям и программному обеспечению, необходимому для ведения бизнеса, разорванных цепочках поставок товаров. Экономический шок подобной силы предполагает необходимость активной адаптации к указанным изменениям и перестройки сложившихся моделей хозяйственного поведения — выстраивание новой логистики, поиск новых деловых партнеров и поставщиков, новых технологий. Нужно отметить, что эффект санкций и их последствия неоднородно распределены по секторам экономики — в секторе услуг он сравнительно небольшой, в то время как в тяжелом машиностроении, авиастроении, строительстве, IT-отрасли, фармацевтике, то есть там, где доля импортных комплектующих так или иначе была высока, гораздо более значительный. Несмотря на то, что пресловутые «10 тысяч санкций» были введены в течение относительно короткого времени, их последствия во многом носят «неодномоментный» характер и растянуты во времени. С одной стороны, это предполагает продление ситуации неопределенности для работников и руководителей предприятий, с другой — предоставляет участникам рынка некоторое время для адаптации.

Если говорить о макротрендах российского рынка труда, то прежде всего обращает на себя внимание небольшое изменение показателей безработицы: по оценкам Минтруда, по итогам 2022 года они будут соответствовать показателю 2021 года. Это традиционная для российского рынка труда реакция на экономические шоки, причиной которой является и жесткое законодательство о защите занятости, сопряженное со значительными издержками увольнения, и достаточно низкий (по сравнению со средней зарплатой) размер пособия по безработице, не позволяющий потерявшим работу искать новую на протяжении долгого времени. Удержанию показателей безработицы на низком уровне способствует и значительный сегмент неформальной или полуформальной занятости, который абсорбирует в себя тех, кто по тем или иным причинам не может вой­ти в сегмент формальной занятости. В России неформальность представлена преимущественно отраслями услуг, мелкой торговли, транспорта, сельского хозяйства, строительства. Сюда может быть направлен переток части занятых с крупных и средних предприятий, принимающих на себя основной удар. Также наблюдается рост числа самозанятых и индивидуальных предпринимателей. Важно отметить, что неформальная занятость, как правило, не предполагает серьезной зависимости от технологий или зарубежных комплектующих, поэтому данный сегмент рынка труда в меньшей степени сжимается под влиянием санкций, продолжая предоставлять возможность заработка.

Основным же каналом подстройки российского рынка труда в кризис остается так называемая ценовая подстройка (уменьшение заработных плат), а также связанная с ней «временна́я» подстройка, то есть сокращение рабочего времени. Последняя может принимать форму перевода работников предприятий на сокращенную рабочую неделю, когда запасов или потоков необходимого сырья недостаточно для полноценной работы, вынужденных отпусков без сохранения заработной платы, уменьшения продолжительности рабочего дня, то есть введения режима неполной занятости.

— Какие социальные риски для работников и социальные напряжения для работодателей возникают на рынке труда в настоящее время? Как на них стоит реагировать?

— В настоящий момент ключевые социальные риски и напряжения на российском рынке труда не связаны с показателями уровня занятости. Получивший широкое освещение в СМИ уход некоторых иностранных компаний с громкими именами — закрытие их российских представительств и сокращение работников — сам по себе не оказывает значительного эффекта на безработицу россиян. Соответствующие числа уже не раз приводились, из них следует, что большинство зарубежных компаний либо все же предпочли остаться на российском рынке, не афишируя свое решение, либо не торопятся окончательно закрывать здесь свой бизнес и выжидают, оплачивая аренду торговых и производственных площадей и выдавая в ­каком-то размере заработную плату работникам, либо сменили бенефициаров на российских бизнесменов или топ-менеджеров, занимавших руководящие должности в компании еще до февральских событий и потому знакомых со спецификой ведения дел.

При этом одностороннее объявление о закрытии тех или иных российских представительств зарубежных компаний или предприятий (в тех случаях, когда оно все же происходит) должно осуществляться в соответствии с требованиями законодательства нашей страны и предполагает определенную процедуру с предварительным уведомлением сотрудников, согласованием с местными властями и профсоюзом, выплатой положенной денежной компенсации в размере нескольких месячных окладов. Тем самым работники получают некоторое время на поиск новой работы. В этом отношении в гораздо худшем положении находятся те, чья трудовая деятельность так или иначе зависела от зарубежных фирм, но была оформлена как самозанятость: при разрыве трудовых отношений им не положены ­какие-либо выплаты. Со своей стороны правительство активно поддерживает уровень занятости в формальном сегменте рынка труда в целом (среди соответствующих мер — предоставление отсрочки по платежам во внебюджетные фонды, возможность реструктуризации задолженности, страховые каникулы). В обозримом будущем возможно некоторое увеличение показателей безработицы — прежде всего, за счет сокращения числа вакансий и возможностей найма новых работников в ситуации неопределенности. Однако значительного ухудшения статистики по занятости не прогнозируется.

Ключевые социальные риски и напряжения сейчас лежат в плоскости сокращения уровня доходов, представляющего собой серьезнейший вызов для рынка труда. Это и уменьшение номинальной заработной платы из-за снижения (в некоторых случаях весьма драматического) показателей прибыльности предприятий, и инфляционные эффекты [1] . Помимо этого, российский механизм формирования регулярной заработной платы во многих случаях предполагает небольшой фиксированный оклад и значительную переменную часть, так называемые премии (их не стоит путать с разовыми выплатами), которая может быть оперативно урезана или полностью ликвидирована по решению руководства предприятия в неблагоприятные периоды, что обеспечивает финансовую гибкость подстройки к кризисным явлениям в экономике без увольнения работников. Сокращаются доходы и в неформальном сегменте занятости, представленном в России преимущественно занятостью по найму без оформления трудового договора или контракта — таким работникам в принципе легче в одностороннем порядке снизить заработную плату. В этой ситуации часть мер государственной политики должна быть связана с поддержкой трудовых доходов, а значит, и потребительского спроса (индексация заработных плат работникам бюджетной сферы, выплаты работающим бедным с детьми). Однако принципиально важно то, что занятым, оказавшимся в трудной ситуации, нужно дать не только «рыбу», но и «удочку», то есть необходимы меры, которые могли бы привести к восстановлению трудовых доходов на рабочих местах. А они, в свою очередь, невозможны без структурной перестройки сложившихся механизмов хозяйственной деятельности, требующей времени, — поиск новых ресурсов, новых партнеров, новых зарубежных покупателей, новых поставщиков, новых технологий. Работники должны быть готовы к переобучению и смене профессии — и им должна быть предоставлена такая возможность. Нужно расширять возможности для открытия собственного бизнеса и поддерживать развитие самозанятости и индивидуального предпринимательства — и шаги в этом направлении уже сделаны (к примеру, увеличены единовременные выплаты по социальному контракту [2] для самозанятых / индивидуальных предпринимателей и тех, кто ведет личное подсобное хозяйство, расширены права самозанятых в сфере получения государственных имущественных преференций). В целом в тех отраслях, где адаптация будет происходить быстрее, где будут созданы высокопроизводительные рабочие места при помощи государственных инфраструктурных проектов, произойдет активная переориентация на государственные или крупные коммерческие проекты внутри страны (как, например, в строительстве) — уровень доходов восстановится скорее.

— Расскажите о своих исследованиях NEET и как эта категория, на Ваш взгляд, будет переживать трансформации рынка труда.

— Анализ выпадения молодежи из сферы занятости и образования относится к одним из наиболее активно развивающихся направлений изучения молодежных рынков труда. Молодых людей, исключенных из сферы занятости и образования, относят к группе NEET (Not in Employment, Education or Training — люди, которые не работают, не учатся и не участвуют в профессиональной подготовке). При этом принято различать NEET-безработных, то есть тех, кто не учится, но при этом работу ищет и готов к ней приступить, и NEET-неактивных, то есть тех, кто не учится, не имеет работы и не ищет ее (это, например, незанятые по состоянию здоровья, заботящиеся о других членах семьи, домохозяйки, отчаявшиеся найти работу, не желающие работать). Несмотря на разнообразие причин выпадения из сферы образования и занятости, часть из которых имеет вполне добровольный характер, молодежь NEET, как правило, принято относить к одной из наиболее уязвимых категорий незанятого населения. Подобный опыт зачастую оказывается связан с другими характеристиками неблагополучия — это могут быть проблемы с физическим и психическим здоровьем, сложности с поиском постоянной работы, более высокие риски неформальной занятости (не предполагающей в случае необходимости гарантий и защиты со стороны трудового законодательства), склонность к правонарушениям, потреблению алкоголя и наркотиков, недоверие к социальным институтам. Представители данной группы часто становятся получателями различных пособий, зависят от финансовой поддержки родственников. В допандемийный период характеристики российской молодежи NEET в целом соответствовали оценкам для наиболее благополучных зарубежных стран. Ее доля была относительно невелика (около 10—12 % от всей молодежи в возрасте 15—24 лет), при этом значительную часть NEET-молодежи составляют неактивные — те, кто не ищет работу, а в России в этой категории довольно много молодых матерей, что соответствует естественным фазам жизненного цикла и сохраняющейся традиционной модели разделения ролей внутри семьи. При этом часть рисков попадания в категорию NEET связана с относительно невысоким качеством полученного среднего или высшего профессионального образования (случай безработных NEET). Тем не менее в допандемийный период особых проблем с трудоустройством как таковым у молодежи NEET не было — от 40 % до 60 % представителей молодежи NEET разных типов в следующем году уже находили работу [3], причем трудоустройство происходило преимущественно на рабочих местах формального сектора. Это достаточно высокий показатель, который вполне согласуется с исследовательскими представлениями о динамике российского рынка труда в целом, однако он ничего не говорит о качестве этих рабочих мест (заработной плате, требуемом уровне квалификации).

Если говорить о последствиях экономических шоков, то, как правило, в подобные периоды доля NEET-молодежи так или иначе увеличивается. Яркий пример — Греция, Испания, Италия, Ирландия во время кризиса 2009 года, при этом основной эффект выражался в росте числа NEET-безработных и так называемых отчаявшихся найти работу NEET-неактивных. Однако российский рынок труда, как отмечалось выше, традиционно не характеризуется значительным падением показателей занятости в кризисные периоды, поэтому роста доли NEET-молодежи, по всей видимости, не ожидается. Говоря о возможных траекториях молодежи NEET в кризис, можно вспомнить понятие «дополнительный работник», существующее в экономике труда. Это член домохозяйства, который находился за пределами рынка труда в благополучный период, однако, когда в домохозяйстве упали доход из-за сокращения заработной платы или потери работы основным «добытчиком», нашел себе работу. Пандемия COVID-19 во всем мире была сопряжена со значительным шоком для трудовых доходов представителей тех профессий, которые в силу специфики не могли трудиться дистанционно, но одновременно возрос спрос на водителей, курьеров, складских работников, которым доплачивали «за риск» работы за пределами дома. Можно предположить, что в период пандемии часть NEET-молодежи могла устроиться на подобную работу или оформить самозанятость — организовать свой небольшой бизнес, так как родители (или в случае молодых замужних женщин — мужья) столкнулись со значительным падением заработков или потеряли работу.

Аналогичные рассуждения в целом применимы и при обсуждении возможной реакции данной молодежной категории на падение трудовых доходов обеспечивающих их членов семьи из-за последствий санкций. В текущей ситуации предложения о работе для «новичков» может обеспечить относительно неквалифицированная занятость, однако востребованность рабочих специальностей сократилась из-за сложностей с поставками товаров и падения потребительского спроса в целом. Помимо этого, как показывают исследования, среди российской NEET-молодежи наблюдается значимый недостаток некогнитивных, то есть мягких, навыков, которые при прочих равных условиях вознаграждаются на рынке труда. Прежде всего это добросовестность, то есть организованность, ответственность и трудолюбие. Отдельно можно выделить также недостаток открытости новому опыту среди безработных мужчин-­NEET и повышенную нервозность и неспособность сохранять спокойствие в стрессовых ситуациях среди неактивных женщин-­NEET. Указанные особенности могут затруднять трудоустройство. В целом же для молодежи выходить на рынок труда в кризисные периоды всегда нелегко — как показывают исследования, это сопряжено с более низкими стартовыми зарплатами и менее радужными перспективами карьерного роста.

— Как Вы видите поколенческий аспект трансформации трудовых отношений — есть ли здесь ­какие-то новые тренды, связанные с приходом нового поколения на рынок труда, которые будут существенными уже завтра?

— В допандемийный период со стороны молодых российских работников 18—25 лет был сформулирован новый запрос на характеристики рабочих мест, некоторые эксперты также отмечают, что он встречается и в представлениях нынешних школьников. Это ориентация на саморазвитие и быстрое достижение личных карьерных целей, удобный график работы, работа из дома или рядом с домом, выстраивание четкого баланса работы и личной жизни, «интересная работа», «работа, приносящая удовольствие», избегание «рутины» в виде фиксированного восьмичасового рабочего дня. Она значительно отличается от активного стремления к успеху и высокому заработку представителей поколения X (35—54 лет), готовых погибать на работе, но перевыполнить намеченный план и получить премию. Частично этому способствовала сама ситуация сокращения численности молодежных когорт, благодаря чему талантливые выпускники могли достаточно привередливо выбирать работодателя и выставлять ему свои условия, покидая компанию в случае несовпадения ее ценностей со своими. Частично — относительно спокойный и благополучный в экономическом отношении период, на который пришлось их детство и юношество. Однако по некоторым отраслям, где ранее наблюдался «рынок работника», в ситуации санкций появится «рынок работодателя». Необходимо подстраиваться под изменяющиеся условия расторгнутых контрактов и ухода зарубежных партнеров, работать в ситуации значительной неопределенности, соглашаться на меньшую зарплату, искать вторую работу, решать рутинные, а не творческие задачи, выдавать результат в короткие сроки, откладывать реализацию своих карьерных планов и проектов по саморазвитию, наконец, не ждать появления «работы мечты», а работать там, где сегодня есть зарплата. Подобный запрос на трудовую мобилизацию может противоречить исходным ценностям молодого поколения «жить для себя», а не зарабатывать деньги в ущерб здоровью и отдыху. Помимо этого, работодатели активно сокращают расходы на обучение и повышение квалификации сотрудников. Это означает, что там, где еще недавно конкретной специфике обучали на рабочем месте, сейчас нужны прежде всего знания и умения быстро и качественно делать свое дело, а также «схватывать на лету», обучаться и переобучаться самостоятельно, если нужно. И в выигрыше окажутся те, у кого развитые личностные навыки добросовестности, ориентация на работу в команде и открытость новому будут сочетаться с высокой квалификацией и профессиональными знаниями. На «раскачку» и обучение работника «под себя» у работодателей сейчас нет ни времени, ни денег. Поэтому также может возрасти спрос на специалистов среднего и старшего возраста — привыкших много работать и сохраняющих при этом необходимые компетенции. Часть молодежи в такой ситуации может рассматривать для себя варианты эмиграции — но усердно работать нужно будет и там, а конкурировать за хорошие рабочие места придется в изменившихся условиях гораздо более напряженного рынка труда.

— Что можно посоветовать изучать социологам профессий и труда сегодня — какие сюжеты, связанные с трудом и трудовыми отношениями, самые актуальные?

— Текущие изменения на рынке труда, вызванные реакцией на февральские события со стороны западных стран, носят глобальный характер. Мы обсуждаем здесь исключительно российский рынок труда, однако интенсивные изменения, безусловно, прогнозируются и за рубежом — везде, где будут ощущаться последствия введенных антироссийских санкций. Обозначившаяся динамика также будет носить, по всей видимости, долгосрочный характер — в такой ситуации профессиональная структура рынка труда будет активно меняться в зависимости от того, насколько сильно пострадают те или иные отраслевые рынки, что представляет несомненный интерес для специалистов по социологии профессий и социологии труда.

Если приводить конкретные примеры в контексте российского рынка труда, то сейчас в серьезном кризисе находится кинотеатральная индустрия, более чем на 90 % зависевшая от показа преимущественно американских картин, что ставит под удар существование целого ряда профессий. Проблемы начались еще в пандемийный период, когда локдауны и эпидемиологические ограничения способствовали искусственному снижению спроса на публичные просмотры и знакомство с новинками кинопроката переместилось в онлайн-­кинотеатры. В зарубежных странах, где практика походов в кино также с трудом возвращается в повседневную жизнь, все чаще прогнозируется грядущая «смерть кинотеатров». Однако в России проблема многократно усугубляется болезненным шоком «исчезновения контента» в результате одностороннего отказа американских студий-­мэйджоров соблюдать ранее заключенные контракты на прокат фильмов на территории нашей страны, по сути, направленное на целенаправленное банкротство российских кинотеатров. При этом страдают не только владельцы и сотрудники кинотеатров, но и представители профессий, так или иначе связанных с обеспечением кинопроката на русском языке, широко известные в странах СНГ высоким качеством своей работы, — это переводчики, режиссеры дубляжа, звукорежиссеры, артисты дубляжа, так называемые укладчики текста (специалисты по соотнесению артикуляции речи оригинальных артистов с произношением артистов дубляжа)… Работа многих из них не подразумевала наличия трудового контракта с российскими представительствами зарубежных студий и была оформлена как самозанятость, поэтому не предполагает компенсации потери заработков и работы в целом, что ставит представителей этих профессий на грань выживания.

Еще одной интересной темой для изучения остаются последствия пандемии COVID-19 — и это, во-первых, существенная динамика трудовых ценностей и представлений о трудовой деятельности в результате перехода к более комфортной и безопасной дистанционной занятости, а во-вторых — значительное сокращение трудовых ресурсов. Во время пандемийного кризиса во многих странах, включая Россию, значительный шок испытали сфера услуг, гостиничный и ресторанный бизнес, торговля, при этом эксперты предрекали астрономический рост показателей безработицы по всему миру. Однако по мере улучшения эпидемиологической ситуации занятость по некоторым направлениям так и не восстановилась, и сейчас сохраняется дефицит предложения труда представителей соответствующих профессий. Работники, вынужденные во время локдаунов «сидеть дома», но не имевшие при этом возможности трудиться дистанционно из-за специфики профессии, либо меняли ее на более востребованную (например, из официантов становились курьерами или водителями), либо меняли место жительства — а занятость в этих отраслях связана (хотя, разумеется, отнюдь не исчерпывается) с занятостью внутренних и внешних мигрантов, либо в принципе утрачивали желание работать по найму, находя другие источники средств к существованию. Последнее получило наибольшее распространение среди профессий, где велика доля временных работников — студентов, пенсионеров, молодых матерей. При этом сокращение «желания работать» оказывает значимое влияние на процессы сжатия национальных рынков труда, которое не отражается в традиционных показателях безработицы. Поэтому факторы, способствующие сокращению «желания работать», и их проявление на примере отдельных профессий, попытки восстановить предложение труда со стороны работодателей путем повышения заработных плат и оценка эффективности подобных мер представляют несомненный интерес для тех, кто изучает динамику профессиональной структуры рынка труда.

Наконец, еще одна важная тенденция современных рынков труда — это цифровизация профессий и ее влияние на создание и исчезновение рабочих мест и целых профессий. Согласно широко обсуждавшимся в экспертном сообществе глобальным прогнозам, спрос на специалистов в области анализа больших данных, IT и машинного обучения будет возрастать, в то время как рутинные профессии, труд представителей которых подлежит автоматизации, постепенно будут вымываться с рынка труда: механиков и заводских рабочих должны заменить роботы, а место администратора — чат-бот. Упадет и востребованность офисных работников, секретарей и бухгалтеров, занятость которых может быть выведена за штат. Однако описанные тенденции поляризации занятости не будут носить универсальный характер, и потому интерес представляет изучение особенностей описываемых процессов динамики профессиональной структуры в конкретных странах. На российском рынке труда, например, невелика доля профессий, представители которых выполняют преимущественно рутинные задачи, потенциально подлежащие автоматизации [4]. Помимо этого, цена труда относительно невелика по сравнению со стоимостью затрат на капитал, необходимый для его замещения, что также делает автоматизацию отдаленной перспективой. Этому способствует и то, что цифровизация и инвестиции в соответствующие технологии и оборудование в IT и смежных сферах сопряжены со значительными издержками, особенно в ситуации ограниченного доступа к передовым разработкам, при этом значимую часть этих издержек должна будет составлять более высокая оплата труда работников, занимающихся нерутинным когнитивным трудом.

*Интервью с Анной Зудиной взяла Наталья Седова специально для СоциоДиггера.

[1] Однако эксперты отмечают наметившуюся тенденцию к сокращению уровня инфляции из-за снижения покупательской активности населения (особенно в непродовольственном секторе), укрепления руб­ля и уменьшения цен на продовольствие.

[2] Социальный контракт заключается только с малоимущими, то есть с теми, чей размер официальных доходов за последние три месяца был меньше прожиточного минимума (по региону) на одного члена семьи.

[3] Оценки получены на данных ежегодного обследования, поэтому нельзя учесть количество переходов из занятости в незанятость в течение года.

[4] См. Гимпельсон В. Е., Капелюшников Р. И. Рутинность и риски автоматизации на российском рынке труда // Во­про­сы экономики. 2022. № 8. С. 68—94. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2022-8-68-94.