Межкультурная коммуникация и релокация бизнеса после 24 февраля*

Не только общее количество новых российских эмигрантов, но и их распределение по профессиональным группам остаются предметом споров и догадок. Особое внимание прессы привлекают бизнесмены, после 24 февраля перенесшие свой бизнес за рубеж. В начале 2023 года российский Forbes со ссылкой на консалтинговое агентство Dsight, опубликовал данные, согласно которым из числа опрошенных бизнесменов 42% выбрали европейские страны (в основном Португалия, Черногория, Сербия и Финляндия), 16% — страны постсоветского пространства (Армения, Узбекистан и Казахстан), а 12% — Ближний Восток (в основном ОАЭ)[1]. В 2022 году россияне зарегистрировали 15 тыс. компаний в Грузии[2], 7,3 тыс. — в Армении[3], не менее 4 тыс. в Казахстане (на конец сентября)[4], 1,3 тыс. — в Турции (до этого — 30-40 в год)[5], 700 — в Узбекистане[6]. Даже эти неполные данные указывают на то, что конфликт на Украине привел к оттоку предпринимателей за пределы России, хотя нельзя утверждать, что все уехавшие покинули отечественный рынок.

Релокация бизнеса — это всегда не только новые экономические и юридические, но и культурные реалии. Поэтому мы решили взять интервью у Кристиной Роппельт, которая уже больше семи лет оказывает консалтинговые услуги в сфере межкультурной коммуникации, а с осени 2022 года сама перенесла свой бизнес в Европу.

— Чем Вы занимались в России до своего отъезда?

— Я предприниматель. На февраль 2022 года я занималась бизнесом уже шесть лет. Направление — межкультурная коммуникация и иностранные языки. Я сопровождала частные компании и частных лиц в их работе с иностранцами — ездила с клиентами на переговоры, вела воркшопы, мастер-классы, консультации и пр. Работала и с иностранцами, а потому была максимально интегрирована в международное сообщество еще задолго до начала военных действий. Мне интересно периодически жить в разных странах, у меня был большой опыт проживания за рубежом: одно время мы с мужем жили в Австралии и в Южной Африке, до этого я год училась в Лондоне, получала там магистерскую степень. Мой супруг (мы с ним вместе уже почти десять лет) был сотрудником «Аэрофлота», обладал большим опытом работы за рубежом и в международных компаниях, жил в Канаде и в Малайзии. Но в отличие от меня он был, с одной стороны, на службе в окологосударственном предприятии, а с другой — находился в очень плотной связи со своей семьей, с которой у него теплые и искренние неформальные отношения.

— Препятствовало ли это развитию международной карьеры?

— Его отношение к семье вызывает уважение, но мне всегда хотелось попробовать пожить где-то за рубежом, а в 2014 году я поняла, что ситуация в России меня совсем не привлекает. Мужу всегда хотелось оставаться на связи с семьей, поэтому мы не ставили вопрос ребром, особенно с учетом того, что всегда могли позволить себе какое-то время поработать и пожить за рубежом. В целом казалось, что это такая полупрозрачная граница, которая позволяет мне вести бизнес с иностранцами без каких-либо юридических ограничений, а ему — оставаться на связи с семьей. Мы собирались в апреле 2022 года покупать участок, уже присмотрели его… Мне очень неловко сейчас рассказывать о таких простых житейских вопросах личного бытоустройства, но у каждого человека фокус внимания на личной жизни, про него мы сегодня и говорим.

— Как Вы восприняли события 24 февраля?

— Для меня это была шоковая ситуация, я все это переживала очень тяжело. С первого же дня мы стали рассматривать варианты, куда уехать и как. Для мужа это было очень болезненно. Помимо того, что он привязан к семье, так еще и трепетно относится к долгосрочному планированию. Ему уволиться одним днем, уехать в другую страну, не имея работы, казалось чрезвычайно неподходящей идеей. У нас было порядка шести раундов переговоров внутри семьи. Но так как у меня бизнес не стартапного, а гуманитарного формата, получить стартап-визу оказалось невозможно — для этого нужно быть айтишником или иметь какой-то другой формат бизнеса, допустим, производственный. Консалтинговый формат, наверное, мог бы подойти под Global Talent Visa в Великобритании, но даже там нужно показывать, что ты, условно, специалист в сфере культуры, если ты хочешь подаваться по гуманитарному направлению. Я просила мужа рассмотреть вариант поиска другой работы за рубежом именно потому, что через его работу у нас было бы больше шансов получить рабочую визу и вид на жительство.

— У Вас бизнес был связан прежде всего с российскими клиентами?

— По большей части да. Я бы сказала, что 80% моего портфеля были российскими клиентами и небольшой блок — иностранными, которые на тот момент еще имели возможность продолжать со мной сотрудничество — до блокировки их валютных счетов.

— А иностранные клиенты — это те, кто приезжает в Россию, или это консалтинг?

— В том числе это те, кто приезжает в Россию, и те, кто хочет работать с россиянами или с русскоязычными клиентами онлайн. Необязательно только с россиянами — русскоязычное пространство гораздо шире, чем Россия; часто обращаются с вопросами по размещению бизнеса на территории СНГ, культурным особенностям взаимодействия. И был небольшой поток клиентов, которые интересовались в чистом виде межкультурной коммуникацией без привязки к конкретно россиянам или российскому, русскоязычному пространству.

— Чтобы пояснить для читателей: помимо перевода сам консалтинг в области межкультурных коммуникаций — это о чем?

— Перевод — это маленький кусочек работы. Простой пример. Российский предприниматель уезжает в США и открывает там бизнес, он работает эффективно и со временем расширяется в другие страны, в частности он желает открыть офис или хотя бы онлайн-представительство в России. И внезапно оказывается в ситуации, когда часть его команды американская, часть команды — русскоговорящая, и между ними стоит непреодолимая стена непонимания, даже несмотря на то, что они все говорят на английском языке. И хотя есть общепонятный фрейм бизнеса и набор задач, все равно возникают сложности, начиная с того, каким образом ведется деловая переписка. Россияне постоянно пытаются звонить, писать в личные мессенджеры, нарушать границы в отношении выходных, личного времени и пространства, днями не отвечают на письма и в принципе имеют совсем другие протоколы письменной коммуникации, чем американцы. При этом русскоговорящие жалуются, что американцы от А до Я мыслят шаблонно, не умеют принимать креативные решения, действуют формально, никто не может взять на себя ответственность в экстренной ситуации. Таких жалоб накапливается много, и чаще всего это не вопрос того, что в команде работают плохие профессионалы, или HR не справился, а в том, что у разных представительств разная культура. Это все особенно осложняется тем, что с российской стороны могут работать представители в разных часовых поясах, вообще с разных концов бывшего СССР. А на территории Америки, допустим, одна устоявшаяся общность, потому что офис находится в одной локации, это конкретный штат и все ребята чувствуют себя в рамках одной бизнес-культуры. Как им начать взаимодействовать эффективно — большой вопрос.

— Какой у Вас штат сотрудников?

— Раньше мое агентство было крупнее: 15 сотрудников и где-то 400 фрилансеров. Сейчас формат поменялся: я выступаю основным экспертом и есть поддерживающая команда из шести человек (менеджеры, маркетолог, помощники и т.д.). Чаще всего не берусь за проекты, связанные с культурами, с которыми раньше не приходилось взаимодействовать. Также для меня всегда значимым был волонтерский блок работы внутри компании. К сожалению, за все эти годы не получилось построить хорошо масштабирующийся бизнес, хотя сейчас я над этим работаю. Моя компания всегда была бутикового формата — даже когда нас было 15, все равно это был не бизнес, который увеличивается в два раза каждый год: мы растем очень медленно, во многом потому, что огромную часть моей работы всегда занимало волонтерство. Интеллектуальное волонтерство — это перевод, в том числе для ОВД-Инфо[7] и для других правозащитников, медицинских организаций. Было много волонтерного преподавания или преподавания за символическую цену для российских университетов — это и Вышка, и РАНХиГС, и другие. Я преподавала межкультурную коммуникацию.

— Правильно ли я понимаю, что отъезд из России — это прежде всего ценностный выбор? И бизнес для Вас — далеко не всегда про деньги?

— Да, потому что в основе моего дела и, мне кажется, миссии — неконфликтное, эффективное общение между представителями разных стран, культур, языков. Я искренне верю в коммуникацию, поэтому для меня как для убежденного пацифиста начало специальной военной операции было жестким ударом. В какой-то момент казалось, что вся моя деятельность обесценилась и потеряла смысл. Поэтому да, для меня это был ценностный выбор. К тому же я понимала, что бо́льшая часть моей записной книжки — это иностранные контакты. У меня куча иностранных партнеров и клиентов. И, глядя на общий разворот российской политики относительно людей, имеющих иностранные контакты, я понимала, что рано или поздно могу оказаться «иностранным агентом», ведь коммуницировать с разными людьми и быть проводником между иностранным и русскоязычным — моя работа.

— С точки зрения подбора клиентов до 24 февраля и после: какие были нормы и как они поменялись? В каких случаях Вы могли сказать: нет, с этими людьми я не сотрудничаю по таким-то причинам?

— Я всегда имела четкое правило, что никогда не работаю с чем-то, так или иначе связанным с милитари. Такие предложения были, и я всегда от них отказывалась. Однажды меня законтрактовали на событие, а потом выяснилось, что это фестиваль онлайн-шутеров, и для меня это был дикий внутренний конфликт, потому что я вовремя не прочитала программу и не знала, что у события есть военный флер. Тогда я всю прибыль с проекта отдала на благотворительность. Был ряд других важных для меня ограничений. Например, старалась не работать с производствами, у которых очевидно неаккуратная экологическая политика. Приоритизировала и делала выбор в пользу НКО там, где это возможно, например, с меньшей прибылью мы много переводили для российского СПИД-центра. Конечно, такой подход мешал развитию бизнеса, но это был осознанный и важный выбор.

— Отъезд из России означал полную перестройку бизнеса?

— Нет. В тот момент проявилась моя реакция на стресс — погрузиться в работу. Огромное количество клиентов, которые у меня раньше постепенно выходили на международные рынки, резко ускорились и стали релоцировать целые команды. Если раньше у меня, условно, был клиент из Воронежа, который хотел, имея офис в Москве, работать с Сербией, то после 24 февраля он резко переехал в Ереван, всю свою команду перевез туда же и начал изучать точки в Турции, Индии и Китае, где можно разместить производство. А если это IT, то ничего и не надо перемещать — просто релоцировать людей или оставить их в Ереване. Бизнес постепенно прощупывает партнеров из новых стран — клиентов либо подрядчиков. И ему нужна поддержка, потому что он не знает особенностей тех обществ, в которых теперь работает.

— Если говорить о твоих клиентах, то компании из каких секторов ушли из России?

— Конечно, очень много IT — где-то разработка, где-то нишевое ПО, которое работает на конкретный сектор. Также это компании, связанные со сферой образования или путешествий, но тоже с сильной IT-компонентой. Это несколько консалтинговых компаний, которые раньше работали в какой-то узкой нише на российском рынке, но сейчас хотят консультировать иностранных клиентов и сами переехали либо хотят работать онлайн на зарубежные рынки. Это в том числе отельеры, желающие открывать отели за рубежом, представители сферы образования, которые работают сами на себя или с маленькой командой. Это даже медицинские клиники, открывающие филиалы за рубежом. Есть клиенты сферы искусства, запускающие музеи за рубежом.

— Как сегодняшняя ситуация влияет на перенос бизнеса с точки зрения межкультурных коммуникаций?

— Очень сложный вопрос. Я дам зарисовку-историю по этому поводу. После 24 февраля у многих из моего окружения возникало ощущение замкнутого пузыря, в котором мы все переживали за исход, хотели скорейшего завершения конфликта. И нам казалось, что весь мир замер в ужасе и только и делает, что скроллит ленту так же, как мы. Была уверенность, что все осуждают Россию, поддерживают Украину. И вот первая моя командировка — апрель 2022 года, я лечу в Эмираты с делегацией российских предпринимателей, которые хотят открыть офисы в Дубае. Мир кардинально изменился в том смысле, что курс рубля подскочил, российские банковские карты уже не работают, российские счета не принимают валюту. Я точно так же, как и любой другой человек, оказавшийся за границей, думаю о том, как мне организовать оплату своего обеда в валюте и т.д. Сажусь в самолет в Шереметьево, выхожу в Дубае, без проблем снимаю с новенькой карты UnionPay дирхамы. Сажусь в такси. Не помню, спрашивает меня таксист или нет: «Откуда вы?», но, кажется, спрашивает, и я говорю ему: «Из России» (с напряжением). Он: «О, из России. Как хорошо Вы говорите по-английски. Так неожиданно, большинство русских не говорят по-английски. Всего вам хорошего». Думаю: «Ничего себе!». Дальше заселяюсь в отель, несу российский паспорт с опаской на ресепшн. А там как ни в чем ни бывало: «Здравствуйте, мэм, как приятно, что Вы приехали. Пожалуйста, размещайтесь».

На следующий день еду в свой конференц-зал, там встреча. Большой плакат: «Русско-арабская дружба на век», «Приветствуем российских предпринимателей». «Здравствуйте, дорогие коллеги, — говорит нам руководитель инвестиционного агентства в Дубае, — как мы рады вас видеть! Давайте мы сегодня ответим на ваши вопросы, в том числе по блокировкам счетов, как открыть у нас юрлицо, провести платежи». Миру просто все равно, ничего не поменялось. Иностранцы даже не поднимают этот вопрос, они зарабатывают деньги: в прошлом году приехало 20 русских предпринимателей, в этом году 200, ну, очень хорошо — давайте сделаем банковские проводки проще. Справедливости ради, даже в нейтральном Дубае все-таки возникали вопросы к российским предпринимателям и к источникам их денег, но на входе никто не отказывался встречаться.

То же самое касается Индии. Я бы даже сказала, что сейчас индийцы радостно потирают ручки, говоря: «О, вы пятнадцатая делегация из России за эту неделю. Ну что ж, давайте и с вами поговорим». То есть для них это очередная бизнес-возможность. И если мы берем условно нейтральные страны, то там российским предпринимателям очень рады.

— Вы с мужем перебрались в Данию. Там достаточно небольшое российское эмигрантское сообщество, можно ли говорить о линиях расколов внутри него?

— Я не чувствую, чтобы было какое-то напряжение между теми, кто приехал раньше, и теми, кто приехал позже. Наверное, во многом потому, что выбор этой локации очень неоднозначный и непопулярный. Мало кто из россиян готов платить в 2,5 раза больше налогов для того, чтобы пересесть с машины на велосипед. Это кажется очень странным выбором. Мало того, что ты теряешь в каких-то статусных элементах, ты еще и в целом с точки зрения общего благополучия сильно проседаешь. Поэтому такого, чтобы здесь саркастично говорили: «Ага, приехали за видом на жительство, раньше вас это не беспокоило», — вообще нет.

Я бы, наверное, сказала, что напряжение я замечаю среди людей, которые очень хотели бы поехать в Европу, но по ряду причин вынуждены оставаться в Турции, Армении, Грузии и т.д. Честно говоря, со стороны чувствуется отношение, будто мы здесь как сыр в масле катаемся, мирно живем и ни с какими проблемами не сталкиваемся. В моей оптике я вижу, что русскоязычным людям здесь тоже бывает трудно, потому что датчане обычно заводят друзей в детстве и проносят их по жизни, здесь достаточно холодная культура и очень высокие социальные ожидания (как и социальная ответственность государства). Иногда нашим соотечественникам сложно смириться с формальными требованиями по защите личной границы.

— Какую одну самую важную ошибку ты замечаешь у российских бизнесменов, которые отправились покорять зарубежные рынки? И что посоветуешь, чтобы ее избежать?

— Пожалуй, самая частая причина стресса и провалов российских предпринимателей на зарубежных рынках заключается в том, что отличий между культурами гораздо больше, чем наши предприниматели готовы переварить. Грубо говоря, руководитель бизнеса, переезжая в другую страну, считал, что в ней другой климат и другая еда, мода немного другая, люди ходят в другие храмы. А про свой бизнес он думал, что просто язык другой и юридическая система другая. А так все в целом понятно — наймем сейлзов, купим местной рекламы, и погнали!

Оказывается же, что помимо всех бытовых сложностей (которые отжирают уйму сил), в бизнес-контексте иными будут не только язык и юридическая система. Отличаться может все что угодно! То, как люди назначают встречи, во сколько на них приходят, что во время этих встреч делают, как принимают решения, через какие каналы с вами связываются и через сколько часов/дней/месяцев вам отвечают — это все может существенно отличаться.

Поэтому, чтобы избежать ложных ожиданий и невероятного напряжения, я бы посоветовала ехать в новое место с готовностью к тому, что другим может оказаться абсолютно ВСЕ. Тогда каждый раз, когда вам будет удаваться заключить контракт или нанять помощника на новом рынке, вы будете воспринимать это не как нечто само собой разумеющееся (ведь вы же такой опытный и успешный на российском рынке!). Вы будете этому радоваться как своему достижению и признавать его, присваивать его себе, а не накручивая себе ожиданий с три короба и впоследствии выгорая на новом месте. Это, конечно, рекомендация из разряда «мыши, станьте ежиками», и эту ментальную установку сломать совсем непросто. Но надеюсь, что даже сама по себе эта мысль может хотя бы чуточку облегчить терзания тех, от кого зависят и их сотрудники, и партнеры.

* Интервью у Кристины Роппельт взял Константин Пахалюк специально для «СоциоДиггера». Мнение интервьюируемого может не совпадать с мнением редакции.

---

[1] Селизарова В. Куда поехали российские предприниматели в 2022 году и что происходит с их бизнесом // Forbes. 04.01.2023. URL: https://www.forbes.ru/svoi-biznes/483169-kuda-poehali-rossijskie-predprinimateli-v-2022-godu-i-cto-proishodit-s-ih-biznesom.

[2] Georgia's Economic Dependence on Russia: Impact of the Russia-Ukraine war // Transparency International. 2023. 23 February. URL: transparency.ge/en/post/georgias-economic-dependence-russia-impact-russia-ukraine-war-1

[3] Some 113,753 people arrived in Armenia from Russia, Belarus and Ukraine since February 2022 // Arka New Agency. 2023. 13 March. URL: arka.am/en/news/business/some_113_753_people_arrived_in_armenia_from_russia_belarus_and_ukraine_since_february_2022_/

[4] Russian сompanies continue to relocate to Central Asia // Курсив. 2022. 22 сент. kz.kursiv.media/en/2022-09-22/russian-sompanies-continue-to-relocate-to-central-asia/

[5] Akman B. Russia Inc. Booms in Turkey With Surge in Newly Opened Firms // Bloomderg. 2023. 20 March. URL: www.bloomberg.com/news/articles/2023-03-20/russia-inc-booms-in-turkey-with-surge-in-newly-opened-firms

[6] Number of migrants from Uzbekistan has increased in Russia // Daryo. 2023. 28 April. URL: daryo.uz/en/2023/04/28/number-of-migrants-from-uzbekistan-has-increased-in-russia

[7] Незарегистрированное общественное объединение, признанное «иностранным агентом».