Общество в смятении

Можно констатировать, что с прошлого года наше общество пребывает в смятении, типичном для периодов масштабных исторических колебаний. Как правило, оно выражается в неспособности граждан описать происходящее и оценить его, в ощущении неопределенности относительно сложившегося положения вещей. Это смятение отражает среди прочего сбой в работе этических кодексов в разных сферах жизни, которые определяли стандарты правильного и неправильного поведения в различных ситуациях. До февраля 2022 года политические взгляды или субъективное неприятие конкретных политических решений для большей части граждан не вступали в серьезный конфликт с императивом соблюдения закона и следования нормативно-правовым актам. Сегодня, например, вопросы о необходимости являться на призывной пункт при получении повестки, а также оправданности и неоправданности наказаний за уклонение для части граждан уже не имеют однозначного ответа. Конечно, уклонение от призыва случалось и раньше, но оно не вызывало серьезных социальных противоречий и не порождало масштабных конфликтов. Это было обусловлено наличием доступных для граждан легальных способов избегания воинской повинности в виде отсрочек, а также относительной терпимостью со стороны государства к уклонистам-нарушителям. Сегодня государство радикально изменило правила игры в этой сфере, к чему некоторые граждане оказались не готовы.

Это лишь один из примеров, возможно, наиболее злободневный, но далеко не единственный. Смятение, которое испытывают граждане, объясняется резким изменением правил игры и привычной системы координат. Многие обозреватели трактуют отсутствие протестов против СВО в Украине и против мобилизации как свидетельство кризиса морали. На мой взгляд, ситуация, скорее, обратная. Сегодня мораль вновь начинает претендовать на роль социального координатора, которую она давно уступила праву и различным этическим кодексам. Как справедливо отмечал немецкий социолог Никлас Луман, в сложном обществе мораль отступает на второй план, поскольку уже не может регулировать все многообразие социальных отношений и ситуаций. Ей на смену приходят уважение к праву и следование социальным нормам в различных сферах жизни[1]. Но в ситуации перемен нормы утрачивают свою значимость, а уважение к праву ставится под вопрос. Люди по инерции продолжают играть по тем же правилам, несоответствие которых меняющейся реальности вызывает смятение. В свою очередь, возникает потребность в выработке новых регуляторных механизмов. Здесь-то и происходит частичное возвращение морали. Тот же Луман подчеркивал, что отступление морали из разных сфер жизни происходит по правилам самой морали. Это значит, что в моменты социальных кризисов мораль возвращается и становится источником выработки новых правил поведения.

Мы видим, как общество постепенно адаптируется к происходящим изменениям. В разных жизненных мирах, в разных сферах жизни формируются новые этические кодексы, регулирующие поведение в изменившихся обстоятельствах. Граждане адаптируются и приспосабливаются к ситуации постоянных перемен. Здесь важно отметить следующий момент. В нормальной, некризисной, ситуации формирующиеся в сложном обществе этические кодексы предполагают довольно высокую степень открытости. Сегодня же мы видим, что новые этики носят более закрытый характер и как бы замыкают жизненные миры на самих себе, изолируя их от социальных систем. Это легко объяснимо: в условиях агрессивной экспансии систем за рамки привычных границ новые этики поведения стремятся спасти и спрятать людей от такой экспансии. Главный вопрос, на которой они призваны дать ответ: как в ситуации постоянно меняющейся реальности и появления новых угроз сохранить то, что мы имеем, наш текущий уклад жизни?

Несмотря на то что, согласно опросам, специальная военная операция не беспокоит значительное число наших сограждан, тем не менее фоново она присутствует в жизни каждого, и люди о ней знают[2]. Их беспокоят те конкретные жизненные перемены и трудности, которые она вызывает и будет вызывать. Российские политологи, обращающиеся к опросам общественного мнения сегодня, часто сталкиваются с непониманием со стороны коллег по цеху. Вопрос мне как человеку, который занимается опросами общественного мнения в нашей стране, звучит следующим образом: как вообще в России можно изучать общественное мнение, если вся классическая политологическая теория авторитарных режимов говорит о том, что в них общественного мнения не существует? Начиная с Хуана Линца и работ 1950–1960-х годов эксплицитно прослеживался тезис о том, что никакого общественного мнения нет, поскольку нет публичной сферы. А что же есть? Есть ментальность, отдельные неартикулированные, смутные, эмоциональные предиспозиции, которые могут быть зафиксированы посредством того или иного социологического инструментария, но мало могут нам помочь при объяснении и интерпретации политических процессов, поскольку при возникновении какого-либо экзогенного шока, как бы это назвали наши коллеги-экономисты, у нас все эти эмоциональные предиспозиции рассыпаются как карточный домик и пересобираются. Следовательно, нет смысла изучать эти предиспозиции, лучше обратить свой взгляд на объективные дисбалансы и парадоксы, бьющие по способности государства реагировать на внешние и внутренние вызовы.

На протяжении последних 30 лет в политической науке были популярны разговоры о гибридных режимах, электоральных автократиях, электоральных демократиях, нелиберальных демократиях и т. д. Все это множество классификаций объединяло среди прочего то, что эти подходы обосновывали актуальность обращения к изучению общественного мнения и к институтам распределения власти в режимах, далеких от идеала либеральной демократии. Сергей Гуриев[3] и Дэниэл Трейсман в конце 2021 года издали прекрасную, по моему мнению, книгу «Диктаторы обмана». В ней вводилось интересное противопоставление двух типов диктатур: диктатуры страха и диктатуры обмана. Авторы утверждают, что на протяжении большей части XX века авторитарные режимы были диктатурами страха. В конце XX столетия и в начале XXI они уступают место диктатурам обмана. Ключевое различие между этими двумя типами диктатур заключается в том, что в последних гораздо меньшую роль играют насилие и страх. Им на смену приходят особая постмодернистская калейдоскопическая пропаганда и манипуляции с широким использованием медийных техник и маркетингового инструментария. У Дэниэла Трейсмана после 24 февраля 2022 года вышла примечательная заметка «Обратная эволюция манипулятивной диктатуры». Это очень точный тезис, ибо, на мой взгляд, сегодня в России происходит некоторый реверс и возврат от диктатуры обмана к диктатуре страха. Сам по себе термин «диктатура страха» может быть несколько дезориентирующим, поскольку он предполагает, что граждане боятся всего: отвечать на вопросы полстеров, выходить из дома и слово лишнее сказать. Это неверное представление, потому что страх всегда очень предметен (в отличие, например, от паники и тревоги). При диктатуре страха граждане четко понимают, что делать можно, а что делать не нужно, потому что за этим могут последовать негативные санкции.

Это понимание объективных рисков и стремление их избежать часто описывается популярным термином "спираль молчания«[4]. В конце 1980-х годов американо-турецкий политолог Тимур Куран на замену термину «спираль молчания» предложил термин «спираль благоразумия», подчеркивая, что интуитивное представление, лежащее в основе «спирали молчания» ― граждане массово не одобряют политический курс, но боятся об этом говорить, ― неверно. Нет, граждане прекрасно понимают, что политика — это опасная тема, высказывания на политические темы ― опасное предприятие, и поэтому благоразумно избегают таких тем и участия в политической жизни, то есть рискованных для себя стратегий. Это благоразумие, на мой взгляд, является ключевой особенностью новых этик, которые формируются в разных сферах жизни — университетах, искусстве, семье и на рабочем месте, в различных предприятиях и учреждениях. Суть этик благоразумия заключается в молчаливом согласии людей с неприемлемостью, по их внутренним убеждениям, тех или иных действий, создающих, по их мнению, коллективные угрозы. Соответственно, активизм и выражение политических взглядов с точки зрения такой этики квалифицируются как неэтичные поступки, поскольку они создают угрозу для сложившегося в институции порядка вещей.

Этики благоразумия, возникающие в разных сферах жизни, с одной стороны, позволяют гражданам адаптироваться и выживать в условиях неопределенности, но с другой стороны, выражаясь языком Лумана, затрудняют самоописание общества как системы, делая невозможной системную интеграцию. В частности, этики благоразумия, по-видимому, квалифицируют искренний ответ полстеру как неблагоразумный, а значит неприемлемый шаг. Это затрудняет работу полстеров как в части сбора данных, так и в части их интерпретации. По моему мнению, в России сегодня формируется нечто подобное советскому паллиативному «гражданскому обществу», которое существовало в виде скрытых сетей взаимопомощи прежде всего в части экономического обмена. О существовании таких сетей все знали, практически все граждане так или иначе были в них вовлечены, но говорить о них публично, а тем более с высоких трибун, было не принято. Такое очевидное игнорирование общеизвестного подрывало доверие: доклады на партийных пленумах и речи генсеков в конце 1970-х и первой половине 1980-х годов, полагаю, едва ли кто-то уже воспринимал всерьез. Как и советское «гражданское общество», этики благоразумия — способ примирения и выживания, но не легитимации политических решений и проводимого курса. Их формирование подрывает доверие к политическим институтам и является, как я считаю, признаком того, что общество вошло в период латентного кризиса легитимности, выхода из которого пока не просматривается.

[1] Луман Н. Честность политиков и высшая аморальность политики // Вопросы социологии. 1992. №1. С. 69-76.

[2] Конфликт с Украиной: оценки сентября 2023 года // Левада-Центр. 03.10.2023. URL: https://www.levada.ru/2023/10/03/konflikt-s-ukrainoj-otsenki-sentyabrya2023-goda  (материал создан и распространен российским юридическим лицом, признанным выполняющим функции «иностранного агента»).

[3] 10 марта 2023 г. внесен в реестр иностранных агентов.

[4] Noelle-Neumann E. (1984). The Spiral of Silence: Public Opinion — Our Social Skin. Chicago: University of Chicago Press.