Политические рейтинги в ковидном мире

Вопрос о смысле и роли рейтингов политиков и партий для политической системы и общества, их содержательном наполнении и несовпадении тех значений, которые им приписывают респонденты и сами рейтингуемые, имеет много ответов. Они определяются историческим и территориальным контекстом.

Суть политических рейтингов — в формировании института обратной связи, транслирующей мнение общества о власти и политиках. На первый взгляд, главные бенефициары политических рейтингов — это сама власть, политики и стоящие за ними силы. Так, Джордж Гэллап называл рейтинги «референдумами с использованием выборки» [1]. Юрий Левада с присущей ему прямотой характеризовал их так: «Власть боится потери популярности. Она чрезвычайно внимательно следит за рейтингами. Когда им кажется, что начинаются колебания, я слышу вокруг такие шумы, что не успеваю отсмеяться. В их глазах это катастрофа. Они создают целую сеть служб, которые должны ласкать их, по шерсти гладить — мол, хорошие, хорошие…» [2] Игорь Задорин, характеризуя влияние партийных рейтингов на поведение политических стейкхолдеров, подчеркивал значимость рейтингов не столько для избирателей, сколько для партийных «инвесторов»: «Влияние рейтингов на избирателей преувеличено. Однако на потенциальных партийных спонсоров и „инвесторов“ это влияние, наверное, действительно ощутимо. В некотором смысле рейтинг — это курс акций, на который смотрят те структуры и субъекты, которые делают свои политические ставки» [3].

В свою очередь общество становится бенефициаром политических рейтингов опосредованно — когда их фигуранты и силы, делающие на них «ставки», предпринимают те или иные действия, учитывая тот самый «голос народа», лежащий в основе рейтингов.

Досконально и исчерпывающе на протяжении долгого времени анализировал феномен рейтингов Юрий Левада — и вряд ли здесь можно сказать ­что-то принципиально новое. Напомним основные положения его подхода:

• «оценки властных структур и власть имущих во многом определяются теми ожиданиями, теми стереотипами и мифами восприятия этих социальных феноменов, которые устойчиво сохраняются» [4];
• «общественное мнение постоянно персонализирует власть, и на этой основе смешивает отношение к властным институтам и оценки деятельности конкретных лиц» [5];
• «рейтинги выражают в первую очередь не оценки определенных действий данного лидера, а состояние комплекса массовых ожиданий, надежд, иллюзий, связанных с ним» [6];
• «загадочная (относительная) стабильность рейтингов президента объяснима приматом иллюзий и надежд на фаворита, механизмом „перераспределения“ ответственности между ним и прочими носителями властных полномочий <…>, неопределенностью самих критериев массового одобрения и доверия. Отсюда возможность нарастающей эрозии (вырождения) качества „рейтингов“ под поверхностью стабильно высоких показателей» [7].

Итак, сам рейтинг лишь в минимальной степени является оценкой деятельности/доверия/поддержки/голосования за ту или иную персону, особенно если речь идет о президенте России. О чем же он говорит и как, за счет каких факторов меняется? Обратимся к исследованиям Алексея Левинсона:

• «рейтинг — это показатель солидарности. Но солидарность может возникать по разным поводам» [8];
• «солидарность, символическое единство социума нашим обществом ценятся очень высоко. С тех пор у рейтинга Путина появилось одно непреходящее значение — солидарность россиян в одобрении собственной солидарности» [9].

Таким образом, рейтинги рассказывают нам гораздо больше о жизни самого общества, чем о деятельности президента — и в этом их большое эвристическое значение. Рейтинги меняются, если меняется самоощущение россиян.

Тяжелые, драматические события в стране и за рубежом, рассматриваемые как наносящие урон нашему обществу (Беслан в сентябре 2004 г., вторжение грузинской армии в Южную Осетию в августе 2008 г., победа Майдана и бегство президента Януковича из Украины в феврале 2014 г. и др., пенсионная реформа 2018 г.), снижают ощущение солидарности. Жесткие (противо)действия властей как минимум восстанавливают это ощущение на прежнем уровне (Беслан), как максимум — выводят его на новую высоту, что отражается в росте рейтингов (например, в марте 2014, когда позиции действующей власти выросли и надолго укрепились в рейтингах государственных, общественных институтов, политиков [10]).

Базу для изменения рейтингов создают изменения в самоощущении россиян, их текущем автостереотипе, а непосредственные изменения являются следствием действий/бездействия властей в драматической ситуации. Эта связь, что немаловажно, носит рефлексивный характер: сами власти внимательно следят за рейтингами и регулярно предпринимают меры для их стабилизации/повышения — иногда эффективные, иногда нет.

Особое значение рейтинги как индикаторы общественного здоровья/самоуважения/солидарности имеют в тяжелые времена кризисов и масштабных (но вынужденных) перемен. Именно такие времена вот уже полтора года переживает российское общество, оказавшееся под прессом трех кризисов сразу: эпидемиологического, экономического и социально-­психологического. Пандемия оказала на российское общество шоковое воздействие: сократила располагаемые ресурсы, повысила неопределенность, значимо снизила самооценку, сдвинула эмоциональный фон в сторону преимущественно негативных чувств, сузила жизненные горизонты. «Большой страх» потребовал от властей активных действий и многочисленных решений, которые, в зависимости от оценки их эффекта обществом, сказались или не сказались на рейтингах. Движение рейтингов происходило по синусоиде, что хорошо коррелирует с «волнами» коронавирусной инфекции. В самом общем виде этот механизм может быть описан как следующая последовательность:

• по мере роста заболеваемости и смертности (подъем волны) солидарность общества снижается, рейтинги властей снижаются тоже;
• принятие решительных действий по борьбе с распространением инфекции через некоторое время дает эффект (спад волны), их своевременное снятие снижает напряжение в обществе, солидарность растет, а с ней растут и рейтинги;
• неурегулированность проблем, возникших в результате пандемии, даже после окончания очередной волны лихорадит общество, и оживление в обществе в связи с ее завершением постепенно сменяется разочарованием, что умеренно-­негативно отражается на рейтингах;
• начинается очередной рост заболеваемости и смертности (поднимается новая волна), рейтинги властей снижаются еще больше — и так далее.

Играет свою роль также фактор регулярного введения эпидемиологических ограничений, негативно воспринимаемых обществом тем острее, чем они жестче и дольше: «пережестить» и запоздать со снятием мер означает для власти снизить собственную общественную поддержку, как мы увидели в масштабе всей страны в апреле — мае 2020 года, а в масштабах столицы видели еще после этого несколько раз. Противоположное воздействие оказывает фактор государственной поддержки населения в ситуации пандемии: если она своевременная, достаточно масштабная и поддерживающая важные для общества ценности (поддержка семей с детьми, единоразовые выплаты семьям со школьниками), мы видим, что рейтинги сохраняются на высоком уровне или быстро «отыгрывают» предыдущее падение. В ином случае даже дорогостоящие меры поддержки не оказывают на них позитивного давления.

В период пандемии ощутимо повлияли на рейтинги и такие важные с точки зрения восприятия населением общественной солидарности проявления, как острые разногласия по поводу идеи добровольности/принудительности вакцинации от коронавирусной инфекции. Снижение субъективно понимаемой солидарности вызывает со временем определенное снижение рейтинга «символа солидарности», то есть президента. Общественная дискуссия по этому поводу продолжается в достаточно острых формах, что в сочетании с негативным эффектом третьей волны пандемии и обостряющимися экономическими проблемами (сразу три аспекта видимого снижения общественной солидарности) отражается в снижении рейтингов президента.

В кризисной ситуации, характеризующейся низкой предсказуемостью будущего и необходимостью быстрого принятия решений в атмосфере неопределенности эффективная работа контура «обратной связи» в системе управления приобретает особое значение. Если необходимые инструменты измерения рейтингов в режиме реального времени существуют и используются, обратная связь по решениям властей может быть получена в приемлемые сроки, что позволяет при необходимости скорректировать, пересмотреть, видоизменить принятое решение — или даже вовсе отменить его.

Тот факт, что в России уже с 2017 года действует система ежедневного измерения рейтингов в репрезентативном для страны масштабе (исследовательский проект «ВЦИОМ—Спутник», 1600 опрашиваемых каждый день), существенно помогает оптимизации управленческих решений. Как результат, через полтора года после начала текущего кризиса, — несмотря на тяжелые испытания, пережитые страной, разочарования и обманутые надежды на быстрый выход из пандемии, снижение доходов населения, внешне- и внутриполитические конфликты, многочисленные управленческие ошибки, — рейтинги властей как показатели общественной солидарности сохраняются на высоком уровне.

[1] Гэллап Дж., Рэй С. Ф. Пульс демократии. Как работают опросы общественного мнения. М. : ВЦИОМ, 2017. С. 52.

[2] Добрынина Е. Ушел из жизни Юрий Левада // Российская газета. 17.11.2006. URL: https://rg.ru/2006/11/17/levada-­interview-anons.html.

[3] Задорин И. В. Рейтинг как курс политических акций // Политбюро. 22.09.2003. № 36. URL: http://www.zircon.ru/publications/publitsistika/reyting-kak-kurs-politicheskikh-­aktsiy-zhurnal-­politbyuro-36/.

[4] Левада Ю. От мнений к пониманию. М.: Московская школа политических исследований. 2000. С. 323.

[5] Там же. С. 324.

[6] Левада Ю. Ищем человека. М. : Новое издательство. 2006. С. 150.

[7] Там же. С. 161.

[8] Левинсон А. Как считают рейтинг. Минск: Дискурс, 2018. С. 173.

[9] Там же. С. 174.

[10] См., например, данные ВЦИОМ (https://wciom.ru/ratings/dejatelnost-­gosudarstvennykh-institutov/; https://wciom.ru/ratings/dejatelnost-­obshchestvennykh-institutov/), ФОМ (https://media.fom.ru/fom-bd/d36pi2019.pdf),
«Левада–Центра» (www.levada.ru/indikatory/