Специальная научная эмиграция: почему из России уезжают ученые?*

Массовый отток российских научных кадров за рубеж оказался одним из наиболее обсуждаемых трендов той социальной реальности, которая сформировалась в России после начала специальной военной операции в Украине (СВО). За минувший год в российских изданиях вышло относительно много публикаций, авторы которых обращали внимание на заметный рост числа ученых, уезжающих из России в другие страны2. Заметным оказалось и бурное развитие интернет-ресурсов, посвященных возможностям продолжения научной карьеры за пределами России: сейчас их подписчиками являются тысячи российских исследователей и преподавателей, связывающих свою дальнейшую жизнь с другими странами. И хотя точное количество научных сотрудников, покинувших Россию за последние месяцы, остается неизвестным, уже сейчас можно предположить, что страна столкнулась с новой волной «утечки умов», масштабы и социальные последствия которой, по моему мнению, могут оказаться сопоставимы с эффектами предшествующих волн, а потенциально — даже превзойти их.

Каковы ключевые мотивы, подталкивающие российских ученых к мыслям об эмиграции? Можно ли воспринимать их решение уехать в первую очередь как демарш против СВО? Или за этим решением стоит иная, более сложная и многогранная мотивация? Я попробую дать ответы на эти вопросы, обращаясь как к информации из открытых источников, так и к результатам глубинных интервью, которые мне довелось провести с российскими учеными, покинувшими Россию после 24 февраля 2022 года.

Полагаю, необходимо пояснить, что я сам принадлежу к числу ученых, покинувших Россию после начала СВО. С одной стороны, это обстоятельство помогает мне глубже погрузиться в контекст научной эмиграции и подробнее разобраться в мотивах моих коллег. С другой стороны, я не могу отрицать, что это же обстоятельство повышает мою персональную вовлеченность в тему. Поэтому мне сложно уверенно претендовать на методологическую строгость и беспристрастность, отличающие профессиональное научное исследование от журналистских рассуждений. Я бы предпочел позиционировать этот текст не как методологически выверенное экспертное рассуждение, а скорее как авторское аналитическое эссе, опирающееся на мой личный взгляд, исследовательский опыт и мнение коллег, которые давали мне интервью.

Эмиграция как реакция на перемены

В самом начале уместно пояснить, что понятие «ученые» в данном тексте будет использоваться для обозначения тех людей, кто прошел углубленную подготовку в какой-либо отрасли научного знания и профессионально занимается исследовательской и/или преподавательской деятельностью. В свою очередь, термин «эмиграция» будет пониматься как процесс выезда из страны с целью постоянного проживания за ее пределами. Возможно, это не самые точные определения. Наверняка коллеги, специализирующиеся на социологии науки и миграционных исследованиях, смогут привести более строгие и корректные формулировки. Тем не менее в своих рассуждениях я позволю себе использовать именно такие интерпретации этих терминов. Опора на них позволяет ясно представить суть явления, ставшего центральной темой этого текста. Эмиграция ученых из России при использовании этих формулировок может быть интерпретирована как отъезд профессиональных исследователей и преподавателей, нацеленных на постоянное проживание в других странах. Именно этот процесс и является центральной проблематикой данного эссе. В отдельных случаях я позволю себе пользоваться синонимическими понятиями, чтобы разнообразить лексикон своих рассуждений и упростить восприятие текста. Однако в фокусе моего внимания неизменно будет находиться именно эмиграция ученых из России, определяемая в точности так, как это указано выше.

Одним из главных факторов ускорения текущей научной эмиграции стало попадание российских ученых в такую же дискомфортную ситуацию, пребывание в которой, на мой взгляд, мотивировало отъезд тысяч других россиян, покидавших страну на протяжении всего 2022 года[1]. Достоверно неизвестно, сколько именно человек уехали из России за это время. Однако экспертная оценка в два миллиона человек, приведенная основателем проекта «Ковчег» Анастасией Бураковой[2], выглядит, по моему мнению, довольно правдоподобной. И очевидно, что переживания, выталкивавшие этих людей за границу, затрагивали в том числе и исследователей, и преподавателей.

Логика событий 2022 года, по моему мнению, разрушила социальную реальность, которую среднестатистический россиянин привык воспринимать как предсказуемую и комфортную. За последние год с небольшим в российском обществе произошло сразу несколько ключевых перемен, и каждая из них могла повергнуть в шок многих людей и заставить их задуматься о переезде. Почву для зарождения таких мыслей могло создать уже одно только начало СВО, а ведь позднее последовали и другие — не менее резонансные — события: введение международных санкций, ужесточение внутренних законов[3], частичная мобилизация. Каскад тревожных событий 2022 года для части населения изменил жизненные перспективы, связанные с пребыванием в России. Но что еще важнее — все эти события случались без явных видимых предпосылок для среднестатистического жителя, постепенно примиряя его с мыслью о принципиальной непредсказуемости дальнейшей жизни. Устоявшаяся повседневная жизнь, казавшаяся понятной и комфортной, резко сменилась турбулентной социальной реальностью, склонной подбрасывать сюрпризы хоть каждый день. Осознание невозможности продолжения прежней жизни в России — мощный стимул для мысли о поиске нового дома в другой стране.

Другим важным мотивом отъезда, вероятно, следует считать страх. Мне не раз доводилось встречать уничижительные рассуждения, в которых страх назывался главным мотивом российских эмигрантов. У этой точки зрения встречаются разные вариации в зависимости от того, что конкретно, по мнению высказывающего ее человека, могло напугать людей больше всего. Но суть такой точки зрения сводится к одному: они уехали, потому что сильно испугались. Не могу сказать, что разделяю мнение о доминирующей роли страха в эмиграции, мне все же представляется, что мотивация отъезда у большинства людей более многогранна. Трудно согласиться и с уничижительным тоном таких рассуждений: страх — естественная защитная эмоция человека, и я не понимаю, за что именно надо осуждать людей, которым эта эмоция позволяет дистанцироваться от вполне реальных опасностей. Тем не менее сама по себе мысль о важной роли страха в принятии решения о переезде во многом справедлива. Страх вполне способен побудить человека бросить родной город, дом, работу, друзей и перебраться в другую страну с неясными перспективами на будущее. Более того, мой личный опыт интервью с российскими учеными-эмигрантами в апреле 2022 года подтверждает, что решение об отъезде многие из них принимали именно под влиянием сильного страха. Даже сам отъезд из страны почти все мои собеседники воспринимали скорее не как переезд, а как эвакуацию, экстренное спасение от чего-то, что внезапно стало опасным… Так что фактор страха, вероятно, действительно сыграл довольно заметную роль в решении о переезде.

Есть и морально-этический аспект. Сейчас об этом вспоминают редко, но все же период начала СВО сопровождался в российском обществе всплеском недовольства. Яркими приметами того сложного времени стали протестные митинги в крупных городах, пацифистские творческие акции и антивоенные петиции, собиравшие рекордное по российским меркам количество подписей (знаменитое уже открытое письмо с призывом остановить военные действия, размещенное на сайте газеты «Троицкий вариант — Наука» [4], подписали более 8 000 российских ученых). Со временем это сопротивление перестало проявляться публично, чему, вероятно, способствовали и введение уголовной ответственности за высказывания, которые могут быть расценены как распространение заведомо ложной информации о вооруженных силах или как их дискредитация[5], и резонансные задержания конкретных граждан, позволявших себе даже иносказательные публичные высказывания против проведения СВО[6]. Что могут сделать люди, не согласные с проведением СВО, но лишенные возможности остановить ее или хотя бы публично призвать к ее завершению? Вероятно, у них есть всего два варианта: либо смириться и молчать, либо уехать. Неготовность или неспособность смириться и молчать, в свою очередь, оставляет человеку всего одну опцию.

Мотивация эмиграции российских ученых во многом схожа с логикой, которой руководствуются все остальные россияне, покидающие страну. Полагаю, осознание краха прежней жизни, естественное чувство страха и морально- этическое несогласие с происходящими событиями могут подталкивать их к мыслям об отъезде в той же мере, что и всех остальных.

Эмиграция как способ остаться в профессии

Есть также обстоятельства, специфические именно для исследователей и преподавателей. логика развития событий в 2022 году сформировала целый ряд проблем (перечисляются ниже по тексту), осознание которых, по моему мнению, могло зародить у российских ученых мысли об эмиграции вне зависимости от того, ощущают ли они фрустрацию от краха прежней жизни, страх или морально-этическое несогласие с происходящими событиями.

Важно вспомнить, что российская наука до недавнего времени поступательно развивалась, хоть и не без проблем. Научные разработки неплохо финансировались. Усиливалось сотрудничество с зарубежными научными организациями. Создавались условия для проведения перспективных исследований, которые нередко вызывали интерес не только у российского научного сообщества, но и у мирового. А усилия энтузиастов способствовали подвижкам в преодолении таких проблем, как плагиат и фальсификация данных. Я отнюдь не идеализирую ситуацию в российской науке прошлых лет и признаю, что ее развитие сопровождалось массой проблем: тотальной бюрократизацией, обилием имитационных практик и множеством других нелицеприятных явлений. Но все же благоприятные тренды точно прослеживались. а что самое главное — в прошлые годы действовали правила, позволявшие каждому российскому ученому одновременно и жить в России, и ощущать себя полноценным членом мирового научного сообщества, вовлеченным в изучение глобальных проблем и способным сотрудничать с коллегами из других стран. Нынешняя же ситуация ставит среднестатистического российского ученого перед целым рядом вызовов, которые эту возможность фактически аннулируют.

Я бы отметил несколько важнейших проблем.

1. Уменьшение возможностей международного сотрудничества. Обострение внешнеполитической обстановки приводит к разрыву научных связей между российскими учеными и их зарубежными коллегами, в первую очередь с академическими сообществами Северной Америки и Европы, сотрудничество с которыми в предшествующие годы было очень интенсивным. Определенную роль в этом играет текущая политика зарубежных научных институций, многие из которых дистанцируются от сотрудничества с российскими научными организациями, желая избежать символической сопричастности к военным действиям. Однако эти же институции чаще всего открыты к сотрудничеству с российскими учеными как с независимыми специалистами, поэтому вклад их гражданской позиции в изоляцию российских коллег едва ли велик.

Гораздо более серьезной проблемой становится усиление изоляционистской риторики российского руководства, которая напрямую сказывается на политике университетов. Времена, когда начальство поощряло любую кооперацию российских ученых с западными коллегами, закончились. Реалиями работы ученого, оставшегося работать в российской научной организации, становятся появление перечня «недружественных стран», партнерство с академическими сообществами которых больше не приветствуется[7], или и вовсе требование информировать службу безопасности и руководство о любых письмах, поступающих от коллег из этих стран (последнее не преувеличение: незадолго до увольнения из российского университета я сам успел получить письмо с подобным требованием). Проблема в том, что в список стран, которые Россия объявила «недружественными»[8], попали едва ли не все государства, играющие наиболее значимую роль в развитии мировой науки11. Последствия очевидны: несмотря на то, что формально Россия декларирует ориентацию на международное научное сотрудничество, она дистанцируется от кооперации со многими из тех стран, научные сообщества которых сейчас являются фактическими драйверами развития мировой науки. Вклад российской науки в мировую не настолько велик, чтобы сложившаяся ситуация создала для последней хоть какие-то проблемы[9]. В то же время ученые, продолжающие работать в России, оказываются ограничены в выборе возможностей международного сотрудничества и рискуют снизить степень своей вовлеченности в мировое научное сообщество.

2. Ограничение доступа к международным системам научного цитирования. Серьезной проблемой становится и решение о прекращении сотрудничества с научными институциями на территории России, которое почти одновременно приняли базы данных Scopus и Web of Science. Грустная ирония здесь в том, что на какое-то время это могло даже обрадовать многих российских коллег. На протяжении долгих лет количество публикаций, индексируемых в этих двух системах, было едва ли не ключевым критерием, применявшимся для оценки эффективности работы российских научных кадров. Поэтому ученые, претендовавшие на новые должности и гранты, были вынуждены публиковать как можно больше таких трудов — даже если писать их было не о чем.

Отказ Scopus и Web of Science от работы в России сделал этот критерий эффективности бессмысленным, поэтому появилась надежда на избавление от требования соблюдать нормативы по количеству публикаций за единицу времени. В действительности эта радость, если она и была, оказалась преждевременной. Российская система оценки эффективности научных кадров по-прежнему уделяет большое внимание числу научных трудов, только теперь учитываются публикации из изданий, индексируемых не в Scopus и Web of Science, а в RSCI и в обновленном «перечне ВАК». а в ряде случаев, похоже, де-факто сохраняется и требование по количеству публикаций в Scopus и Web of Science (по крайней мере, они упоминаются в документации текущих конкурсов РНФ). при этом резкий уход этих баз из России существенно осложнил российским ученым доступ к актуальным зарубежным публикациям, усугубив их изоляцию от мировой науки. Конечно, мы не можем говорить о полном отсутствии доступа коллег к актуальной научной литературе. Есть альтернативные ресурсы, позволяющие получать доступ к зарубежным публикациям (такие как Google Scholar, ResearchGate или Academia.edu). Сохранилась и возможность написать знакомым иностранным коллегам и попросить у них помощи с поиском литературы (правда, если коллеги работают в «недружественных странах», это, как и говорилось выше, может предполагать дополнительную беседу с руководством или службой безопасности). Но, несмотря на эти возможности, получение актуальной научной литературы превращается для ученого, работающего в России, в проблему. То, что еще вчера было доступным по первому запросу, сегодня превратилось в дефицит.

3. Сокращение перечня доступных для изучения проблематик. Многим российским ученым приходится сталкиваться с непредсказуемым ростом количества ограничений, определяющих, что и как можно подвергать анализу. Проблема принимает разные формы в естественных и социально-гуманитарных науках, но суть ее одна и та же: сейчас российские научные кадры намного более скованы в своих возможностях, чем полтора-два года назад, и не всегда могут позволить себе анализ тех проблематик, которые еще недавно считали привычными. В естественных науках эта проблема возникает в силу их объективной зависимости от доступности профессионального оборудования и расходных материалов, поставки которых осложнились из-за наложенных на Россию санкций: дефицит необходимых инструментов лишает специалистов в этих направлениях возможности работать со многими перспективными темами. Социально-гуманитарные науки, в свою очередь, страдают от наметившегося табуирования целого ряда тем, изучение которых еще недавно представляло собой обычную научную рутину, а сейчас перестало вписываться в каноны государственной политики. Прямого запрета на анализ каких-то вопросов не вводилось, но на деле редакторы и управленцы на местах перестраховываются, поэтому исследовать и тем более публиковать разрешается далеко не все. Абсурдный случай ретракции статьи из журнала «логос»[10] за якобы нарушение российских законов показал, что много сложностей может возникнуть у исследователей, занимающихся тематикой ЛГБТ-сообществ. Но очевидно, что проблема может касаться и других тем, в которых можно усмотреть противоречие с официальной точкой зрения. Мне, например, достоверно известен случай, когда студента накануне защиты заставили переписать половину дипломной работы из-за того, что изначально акцент его исследования был сделан на изучении двух иностранных социальных сетей, которые российский суд весной прошлого года признал экстремистскими… В целом, несмотря на разный характер процессов, происходящих в естественных и социально-гуманитарных науках, они приводят к одной и той же проблеме. Работать так же свободно, как раньше, уже не получается.

4. Прогрессирующая идеологизация работы научных учреждений. Чем дольше продолжается вооруженный конфликт на территории Украины и чем агрессивнее становится риторика официальных лиц и пропаганды — тем интенсивнее милитаристские и изоляционистские нарративы проникают в повседневную жизнь научных институций, в первую очередь университетов.

Первичная реакция таких институций на начало СВО была скорее символической и лишь ограниченно затрагивала повседневную жизнь рядовых сотрудников. Небезызвестное «письмо ректоров», публичные акции в поддержку СВО и баннеры с латинскими буквами Z и V не оказывали непосредственного влияния на повседневную рутину работников. Однако со временем ситуация существенно изменилась. Уже к осени прошлого года российские университеты начали прекращать сотрудничество с учеными, склонными к публичной критике СВО[11]. Министерство образования и науки РФ анонсировало проведение мониторингов с целью недопущения травли студентов, поддерживающих специальную военную операцию. а что гораздо важнее — началась все более очевидная интервенция государственной точки зрения непосредственно в рабочий процесс университетов: в них теперь регулярно проходят публичные лекции участников боевых действий, вводится обязательный для всех учебный курс «Основы российской государственности», корректируется содержание курса истории. Понятно, что все эти изменения касаются в первую очередь университетов и формально не должны сильно затрагивать жизнь научных институтов, не ведущих образовательной деятельности. Но важно учитывать, что высшее образование и наука в России сильно переплетены, а значительная часть научной работы проводится на базе университетов. Кроме того, в совокупности все эти изменения, на мой взгляд, говорят об общем усилении государственного запроса на популяризацию тех политических взглядов, которые оно считает единственно верными. Академическая свобода в том смысле, в каком она была известна российским ученым еще совсем недавно, просто перестает существовать. Ситуация, в которой оказалась российская наука, сложна, поэтому список возникших сложностей вряд ли исчерпывается этими четырьмя позициями, однако он в целом характеризует состояние дел и ключевые проблемы оставшихся в стране ученых и проясняет причины, по которым они могут захотеть уехать.

Обобщенный смысл этих проблем в том, что они рационализируют дилемму «уехать нельзя остаться». Все они показывают, что решение российского ученого эмигрировать может базироваться не только на осознании невозможности прежней жизни, страхе или убеждениях, но и на желании продолжать свою научную работу в прежнем формате.

Уверен, каждый ученый учитывает все факторы: и понимание кардинальных изменений прежней жизни, и страх, и морально-этическое неприятие ситуации, и разумное осознание проблем, с которыми придется иметь дело в случае продолжения работы в России. Скорее всего, в каждом конкретном случае эти компоненты сочетаются как-то по-своему в зависимости от характера человека и его жизненных обстоятельств. Но мотивация его решения в любом случае многогранна и не сводится к какому-то одному основанию. К тому же едва ли такое решение бывает простым.

***

Некоторое время назад меня спросили, зачем я анализирую и обсуждаю нынешнюю волну эмиграции российских ученых, и дают ли такие обсуждения что-то еще, кроме саморефлексии и сеансов групповой психотерапии. Полагаю, наиболее точный ответ на этот вопрос в том, что наблюдаемый нами массовый исход российских ученых из России[12] ставит ее академическое сообщество перед новым вызовом, преодоление которого требует детального анализа и обсуждения.

Каким бы массовым ни был отток научных кадров из России, он вряд ли превратится в критическую проблему для российской науки как государственного института: страна спокойно заместит и большее число уехавших и философски отнесется к снижению качества исследований. Но для сообщества конкретных исследователей и преподавателей продолжающийся исход их коллег за границу ощутим. По его результатам за пределами России формируются целые общины, состоящие из научных кадров, которые продолжают идентифицировать себя как представителей российской академии, но не видят своего будущего на территории родной страны.

Худшее, что может приключиться с академическим сообществом в такой ситуации, — это раскол на «тех, кто уехал», и «тех, кто остался». Увы, симптомы такого раскола все более отчетливы. Мне не раз доводилось видеть, как остающиеся в России ученые проявляют агрессию к уехавшим коллегам, обвиняя их то в предательстве, то в желании учить всех жизни, то в трусости. Приходилось мне, к сожалению, сталкиваться и с ситуацией, когда ученые-эмигранты упрекали коллег, оставшихся в России, в бесчувственности, непрофессионализме, все той же трусости (это вообще, видимо, какое-то универсальное обвинение). Такие радикальные взгляды распространены не повсеместно, но все же встречаются слишком часто, чтобы воспринимать их просто как частные конфликты.

Грустная истина заключается в том, что дилемма «уехать нельзя остаться», с которой в прошедшие год с небольшим столкнулись многие российские ученые, в принципе не имела правильного решения. Каждому предстояло действовать исходя из своих аргументов и жизненных обстоятельств. И прояснение мотивов, стоящих за каждым из возможных решений этой дилеммы, представляется намного более конструктивным шагом, чем абсолютизация правильности какой-то одной точки зрения с неизменными обвинениями в адрес всех, с ней несогласных. Вот поэтому, на мой взгляд, и важно изучать, анализировать и описывать российских ученых-эмигрантов. Как важно изучать, анализировать и описывать коллег, продолжающих жить и работать в России и имеющих для этого свои веские причины.

Надеюсь, мой текст сделал более понятной мотивацию российских ученых, принявших решение покинуть свою страну. Верю, что в будущем появится много новой информации и об их мотивах, и об аргументах их коллег, продолживших работать в России.

Вести диалог об этом трудно, но он необходим.

* Данная статья является личным мнением автора. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

---

[1] Подробнее о моральном состоянии и мотивации отъезда российских эмигрантов см.: Kostenko V., Kamalov E., Sergeeva I., Zavadskaya M. (2022) Russia’s 2022 Anti-War Exodus: The Attitudes and Expectations of Russian Migrants. PONARS Eurasia Policy Memo No. 790. URL: https://www.ponarseurasia.org/russias-2022-anti-war-exodus-the-attitudes-and-expectations-of-russian-migrants.

[2] См. URL: https://youtu.be/sd9iPmlntVw?t=1 (06:35—09:45).

[3] См.: Гривцов А. Обзор изменений в УК и УПК в 2022 году // Адвокатская газета. 22.12.2022. URL: https://advgazeta.ru/mneniya/obzor-izmeneniy-v-uk-i-upk-v-2022-godu/.

[4] Некоммерческая организация, признанная «иностранным агентом» 22 марта 2022 г.

[5] См.: Ответственность за фейки об армии: когда можно получить миллионный штраф и реальный срок // Тинькофф Журнал. 05.03.2022. URL: https://journal.tinkoff.ru/news/feik-ob-armii/.

[6] Характерными примерами этого можно считать задержания людей, выходивших на одиночные пикеты с плакатами с определенным числом звездочек (*) (URL: https://www.ivanovonews.ru/news/1295222/) и «Не убий» (URL: https://nn.aif.ru/society/details/nizhegorodca_zaderzhali_za_citatu_iz_biblii_24_aprelya).

[7] Речь может идти в том числе и о введении официальных ограничений на взаимодействие с коллегами из «недружественных стран», как это было сделано, в частности, в Санкт-Петербургском политехническом университете. См. URL: https://www.spbstu.ru/upload/administration- catalogue/inter/order-1460-23-06-2022.doc.

[8] Перечень иностранных государств и территорий, совершающих в отношении Российской Федерации, российских юридических лиц и физических лиц недружественные действия. URL: http://government.ru/docs/44745/. Об этом можно судить, в частности, по международному рейтингу Scimago Journal & Country Rank, который отражает количество и качество научных работ, вышедших в тех или иных странах. Из десяти стран, занимающих лидирующие позиции в этом рейтинге, в список «недружественных» Россией не внесены только Индия и Китай. См. URL: https://www.scimagojr.com/countryrank.php.

[9] Показательна позиция, на которой в Scimago Journal & Country Rank находится сама Россия. На момент написания этого текста она занимает в нем 12-е место по общему количеству публикаций (2,14% от общего объема научных работ в мире) и 226-е по среднему количеству их цитирований (8,74 на одну работу; у ближайшего конкурента, Сомали, — 8,86). См. там же.

[10] См.: Как закон о запрете пропаганды ЛГБТ влияет на научные исследования в России // Совет по этике научных публикаций. 24.03.2023. URL: https://publication-ethics.ru/2023/03/how-law-against-lgbt-propaganda-influences-russian-science/.

[11] Публично известными стали сразу несколько таких кейсов: увольнение Д. Гагариной (URL: https://www.kommersant.ru/doc/5708772 ), Д. Грекова (URL: https://mel.fm/novosti/9236710-prepodavatel-rankhigs-denis-grekov-soobshchil-chto-ego-vynudili-uvolitsya-i-uyekhal-iz-rossii), Д. Скопина (URL: https://www.rbc.ru/spb_sz/21/10/2022/635284ca9a7947e27d602e8a) и других коллег. Официальные формулировки основания увольнения ни в одном из этих случаев не были очевидным образом связаны с гражданской позицией сотрудников. Однако представляется, что сам факт ухода из университетов целого ряда сотрудников, не поддерживающих СВО, имеет большее значение, чем официальные основания их увольнения.

[12] Сколько именно ученых покинули Россию за последний год с небольшим, сказать невозможно. Но очевидно, что явление приобрело достаточно серьезные масштабы для того, чтобы уже летом 2022 г. в РАН заговорили о необходимости принятия контрмер. См., например, URL: https://www.interfax.ru/russia/844892.